Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе легче нас бросить.
– Если сами захотите. У высокородного есть право выбрать суд – таков закон.
Энки и Шархи обменялись взглядами. Похоже, южанин выложил все карты на стол и сбросил с плеч груз – лицо его стало куда более открытым и спокойным. Энки кивнул Шархи – эта игра, затеянная Араном, была их шансом уцелеть.
– Так тому и быть, идем вместе, – озвучил решение Шархи. – Поспешим.
Их путь продолжился.
Когда Аран в очередной раз ушел в поисках воды, Энки наконец-то смысл с лица грязь, и Шархи нарисовал поддельную ал'сору новым гримом.
– Куда лучше предыдущего, – приговаривал высокородный, нанося рисунок. – Более стойкий. И не смердит.
Жара сводила с ума, заставляя мечтать о наступлении прохладной ночи. Плодородные земли встречались все реже, сменяясь зыбкими песками. Ноги утопали, скользили и теряли опору, разум не понимал, в какую сторону двигаться. Все казалось одинаковым – один бархан не отличался от другого. Но Арану удавалось в них ориентироваться. Как – загадка, но только благодаря воину они сохраняли свои жизни. Аран знал, какая еда годится в пищу, а какая содержит яд. Пару раз он останавливал Энки и Шархи от роковой ошибки, когда те решали полакомиться редкими дарами пустыни. Однако насекомые, ползучие твари и ядовитые плоды не могли сравниться с дорогами, возникавшими в пустыни. Они могли появиться на рассвете или в полдень. Аран называл такие тропы «путями миражей». Ступи на такой – и пустыня больше тебя не отпустит. Так и будешь бродить, пока тело не иссохнет от жара.
Ночью тоже нельзя было расслабляться. Прежде чем лечь спать, Аран разводил костер и бросал в него ветви, от которых пламя скрывалось за облаками зловонного дыма.
– Что это? – спрашивал Энки, кашляя и вытирая слезящиеся глаза.
– Запах отпугнет ночных коршунов, – отвечал Аран. – Вонь жуткая, зато ночью нам никто не выклюет глаза.
После этих слов запах от костра перестал быть мерзким, и Энки придвинулся поближе к теплу.
Время не стояло на месте, хотя жрец потерял ему счет. Они всё шли, шли и шли. Его левая рука продолжала болеть. Он смотрел на чистую кожу и желал увидеть рану – тогда он смог бы себя исцелить. А так…
– Энки, семья, которой ты служишь, явно не особо тебя ценит, – говорил южанин, отвлекая жреца от тяжких дум. – С высокородными общаться явно не подпускали – у тебя это получается так себе. Одежда с чужого плеча, шатаешься по югу. Думаю, господина Шархи изгнали, но почему ты пошел за ним? Неужто так плох в своем деле?
– Аран, расскажи о башне вершителей, – прервал воина Шархи.
Они взобрались на высокий бархан, впереди показались две высокие башни – Обсидиановый пост. Как и говорил Аран, рядом с ним горная гряда становилась все ниже, и вскоре открывался прямой путь на север.
– Я знаю, что туда никто не стремится попасть по своей воле. – Аран поморщился. – Жуткое местечко. Я там никогда не был, но слухов ходит много. Вершители… С ними лучше не связываться. Почему вы стремитесь туда попасть?
Ответа он не получил. Втроем они дошли до старых руин, среди которых люди, собиравшиеся пройти через пост, разбили импровизированный лагерь.
– Впереди появились бегущие пески, – пояснил Аран. – Нужно подождать, когда земля успокоится. Идти в обход займет больше времени.
Руины были довольно большими. Из песка торчали десятки колонн и частей разбитых статуй, между которых сновали люди. Близился закат, и в котелках кипело вечернее кушанье. В животе Энки заурчало. В последнее время у него никак не получалось насытиться, в животе словно дыра появилась. Сколько ни ешь – все мало.
Аран подошел к группе торговцев и после непродолжительной беседы договорился, чтобы его, Энки и Шархи накормили. В миску жреца налили густой суп, и торговцы затянули какую-то песню. Энки сел чуть поодаль от остальных. Миску он поставил на колени – удержать ее больной рукой он не мог. Шархи ему компанию не составил – присоединился к веселью и милостиво одаривал вниманием торговцев-мудрых, которым вряд ли доводилось вот так общаться с высокородными. Они глядели на Шархи с восхищением, но напряжение не покидало их. Энки не удивился бы, узнай он, что торговцы успели поплевать в суп гостей с востока.
– О чем задумался, Энки? – Аран уселся рядом, допивая свою порцию супа.
– Об ожогах.
Аран приподнял брови.
– Ожогах?
– Да, на теле Уту. Того парня, убитого Рафу и Гиррой. Они держали его на солнце, да?
– С такими мыслями и с ума сойти недолго, – присвистнул южанин. – Просто следуй всем правилам, чтобы никто не страдал. А если ошибся – признай и искупи. Ты и сам понимаешь, что заслужил наказание. Бежишь от тепла, от веселой компании.
– Ты тоже не горланишь песни, Аран.
– Да, признаюсь, одолевают тревоги. Слишком многое на кону. Нет, я говорю не о вашей парочке с высокородным господином. Я преследую преступницу и надеюсь, что она не успела скрыться. Рабыня, плененная северянка. Она должна заплатить за все.
– Северянка?
– Да, проклятая низкорожденная по имени Сурия.
Энки надеялся, что не вздрогнул, услышав знакомое имя. Та самая северянка с больным отцом.
– А что… она сделала?
– Ее побега недостаточно? Остальное – дело моего рода. О, посмотри, солнечные камни загораются!..
Они вспыхивали в ночи подобно звездам, но были куда ближе. В детстве Энки не преминул бы набрать полные карманы. Может, даже Арата присоединился бы к нему.
– Смотрю на них и вспоминаю о доме, – продолжал Аран. – Силло – мой родной город. Ремесленники и мудрые ценятся там не ниже воинов. Ты, Энки, тоже можешь свить там гнездышко. Конечно, высокородная семья потребует возместить ущерб от потери Рафу и Гирры, но потом ты будешь волен делать что хочешь. Мудрый всегда может найти новую семью-покровителя.
Последние песни стихли к полуночи. Укладываясь спать, Энки представлял город, который старался описать ему Аран. Силло, построенный в пещере, чьи стены украшены золотом. Будь он мудрым, то смог бы жить там. Наверное.
– Будь осторожен, друг мой, – прошептал Шархи, заворачиваясь в одеяло по соседству. – Сейчас Аран улыбается, но когда его благодушие обернется оскалом?
Шархи вздохнул и еще больше понизил голос:
– Юг полон миражей – неудивительно, что в них легко запутаться. Знаешь, как