был рад. Но и препятствовать не станет, как и иные. — И им отвратительно все живое… они даже собак разодрали!

Мертвецы двигались неспешно, наперерез лошадям, что мчались от леса.

Впрочем, вот лошади перешли на рысь, и даже показалось, что мертвецы вот-вот доберутся до живых.

За спиной с грохотом сомкнулись створки врат.

— Люди, — произнес жрец виновато. — Боятся.

— А ты? Не боишься? — Верховный смотрел на лошадей и мертвецов, судя по остаткам одежды, бывших при жизни воинами.

— Все… в руках богов… и если будет на то воля их… и гнев их… ворота не спасут.

— Поразительный фатализм.

— Да и кладовые храма пусты. Колодец показал дно еще вчера… засуха, господин. Воды и так почти не было, теперь же и вовсе… А потому, сколько бы люди ни прятались… — жрец замолчал.

— Голод и жажда все одно вынудят их покинуть убежище, — завершил Маска.

Меж тем мертвецы остановились. Ненадолго.

Припали к земле.

— Это… это… — жрец дрожащей рукой указал на Повелителя мертвых. Тот, восседая на мертвой же лошади, и издалека производил ужасающее впечатление.

— Это Чимолли, — сказал Верховный. — Он был принесен в жертву богам и возвращен к жижни, дабы преклонить голову пред той, что поставлена ими над всеми людьми, живыми и мертвыми. И отныне он послушен воле её…

— Чудо… — жрец произнес это шепотом, сам не веря глазам своим. — Это… чудо.

Мертвецы сбились в стаю.

И выстроились.

И вправду воины. На одном доспех уцелел, весьма себе богатый. Кто-то сжимал в руке меч, за спиной у одного и лук болтался.

Интересно, Повелитель способен говорить с ними? И помнят ли мертвые себя живыми? Если так, будет любопытно узнать, что же произошло.

Меж тем воины приблизились и Ицтли коротко кивнул.

— Там люди, — сказал Верховный, указав на двери храма. — Они испугались мертвецов и заперлись внутри.

И надо полагать, что доброй волей не отворят. На месте людей Верховный точно не стал бы открывать дверь, ибо все происходившее ныне было слишком странно.

— И что теперь? Ломать? — Ицтли выглядел раздраженным.

— Я… — жрец склонил голову, пусть и не понимая, кто пред ним, но чувствуя величие. — Я… могу провести другим ходом…

И это было правдой.

Любой храм, как и любой дом имеет множество ходов. Странно, что мертвецы не отыскали.

— А нам надо наверх, — завершил Маска. — Скажи… что ты пойдешь своим путем.

— Я… — Верховный поглядел в глаза воина, удивляясь тому, сколь изменился он. Куда подевался восторженный юноша, который умер во имя идеи. Ныне взгляд Ицтли был полон тоски и боли. — Мне надобно уйти. Подняться к богам. Я вернусь…

Если все получится.

— Но как скоро — не знаю… ты же позаботься о людях. И будь милосерден, Владыка Копий.

— Мой отец…

— Остался там, далеко. И не знаю, дождется ли он… ты же здесь, рядом с той, кому принес клятву. И властью своей защищаешь, как это было во времена древние, — Верховный и сам не понимал, для чего говорит это. — А потому в твоей руке все копья, которые есть. Когда же мы вернемся в Благословенный город, ты откажешься от этого титула. Если захочешь.

— Да будет так, — прозвучал звонкий детский голос. — Иди… а мы тут побудем. На солнышке… а тут есть вода? Жарко…

— Да, госпожа… колодец опустел, но внизу… в подвалах храма, есть родник. Небольшой совсем, — старый жрец сгорбился, явно чувствуя свою вину. Пред людьми ли, которым ничего не сказал о роднике? Или пред Верховным, которому соврал? — Он поднимается из глубин земли и вода его всегда холодна, но меж тем она и сладка, словно мед. И говорят, что эта вода способна…

Верховный не стал слушать.

— Веди, — сказал он Маске. — Если знаешь, куда.

— Примерно… сперва нужно подняться на вершину пирамиды…

Глава 31

Ирграм

Он обследовал ближайшие помещения тщательно, но к огорчению своему ничего интересного не обнаружил. Несколько комнат, явно жилых, в которых сохранилось убранство, весьма разное, к слову. Прежний Ирграм потратил бы немало времени, изучая его, сравнивая и разбирая.

Нынешний…

Он забрался на одну кровать, белую и прямую, весьма скромного вида, и на другую, куда более роскошного обличья. На ней и балдахин имелся, слегка провисший, но вполне себе целый. Единственное, что удивило, это отсутствие пыли.

И паутины.

И вовсе чистота, которой не должно было быть.

Он прощупал стены, в которых обнаружились сокрытые ниши. Правда, вновь же ничего интересного и в них не нашлось. Одежда. Какие-то вещи неясного предназначения.

Ирграм у Розы спросит.

Её он тоже проведал, убеждаясь, что яйцо на месте. Открываться оно не спешило, и вовсе прикосновения Ирграма игнорировала.

И ладно.

Заглянул в коридор.

В другой.

Пришел к выводу, что коридоров здесь много и просто так в их сплетении не разобраться. И двинувшись по ним, Ирграм рискует заблудиться. Не то, чтобы его пугала перспектива. Скорее уж, подумав, Ирграм пришел к выводу, что куда разумнее будет обождать. Тогда он вернулся в ту, первую комнату, разделенную металлический стойкой. Впрочем, и здесь на первый взгляд ничего интересного не было.

— Это что-то важное, — сказал Ирграм рытвеннику, сопровождавшему его по пятам. И преобразился, нацепив облик последнего из найденных Древних. Затем он положил руки на серебристую поверхность, но ничего не произошло.

Не то место?

Или эта поверхность вовсе предназначена для иного?

Ирграм отступил в стороны и снова положил руки. И опять ничего. Два шага… он, возможно, и не гений, но учителя всегда отмечали его старательность.

Еще шаг.

И снова… и приглядеться. Древние, несомненно, знали, куда касаться, чтобы ключ срабатывал, но место обозначили бы. Хотя бы для тех, кто приходит впервые.

Значит…

Ирграм окинул взглядом пластину. Не так уж она и мала… а если… он велел рытвеннику рассыпаться и проползти по всей поверхности, отмечая участки, которые отличаются от прочих.

И такие нашлись.

Самый большой был в центре, представляя собой окно квадратной формы, которое при прикосновении рытвенника и стало черным, выделяясь на металлическом поле и этой вот чернотой, и блеском.

Интересно.

Весьма.

А если… ловушка? Маги ловушками не брезгуют, но… с другой стороны Роза отличалась какой-то странною доверчивостью. И судя по тому, как беспечно повели себя Древние, оставив