Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В приемной наркома никого не было. Дадоджон смело открыл дверь и вошел в кабинет. Нарком сидел за большим письменным столом, на котором стояли несколько телефонов, массивный чернильный прибор, громоздились разноцветные толстые папки: одну из них хозяин кабинета листал.
— Здравствуйте, товарищ нарком! — сказал Дадоджон. — Извините, что вошел без разрешения, секретарши нет, и я…
— Ничего, проходи. Садись! Кто таков?
— Я Остонов Дадоджон из Богистана, — представился Дадоджон, немного смущенный простецким обращением наркома. — Недавно демобилизовался.
— Очень хорошо. Когда был призван?
— В феврале сорок второго. Я окончил юридическую школу, несколько месяцев был на стажировке, пока не призвали. Воевал до последнего дня, был в Польше, Венгрии, Германии и Чехословакии.
— В каком звании?
— Лейтенант.
— Хорошо, очень хорошо… Ну, а что привело тебя сюда? Работать будешь? Или продолжать учиться?
— Я приехал получить диплом, а потом направление на работу. Но…
— Что «но»?
— Директор школы товарищ Гаюр-заде не выдал мне диплома. Сказал, что прежде должен отработать год.
— Таковы правила, — улыбнулся нарком. — Гаюр-ака сказал тебе правду. Но раз ты уже работал, а тем более участник войны, можно сделать исключение.
— Спасибо, товарищ нарком! — воскликнул Дадоджон. — Это же самое я говорил Гаюр-заде. Однако Гаюр-заде…
— Он не вник, — сказал нарком и нажал на кнопку.
Вошла секретарша.
— Соедините меня с Гаюр-заде, — распорядился нарком.
Секретарша вышла. Нарком улыбнулся Дадоджону и снова взялся листать папку. Найдя какую-то бумагу, он углубился в нее, а Дадоджон вдруг услышал стук своего сердца… Интересно, что ответит Гаюр-заде? Он, разумеется, обязан выполнить указание наркома. Иначе и быть не может. Если начнет тянуть, можно будет спросить, на каком основании сделал исключение из общего правила для завмаговского сынка Шарифджона Лутфуллаева. Бой так бой…
— А где ты хочешь работать? — вдруг спросил нарком.
Дадоджон облизал пересохшие губы и ответил:
— Не знаю. Куда пошлете…
— По-моему, раз у тебя нет опыта, стоит поработать помощником опытного прокурора или судьи и лишь потом переходить на самостоятельную работу.
Дадоджон не успел ответить. На столе замигала лампочка, и нарком поднял телефонную трубку. Вначале он говорил с Гаюр-заде резким, жестким тоном, но потом стал слушать внимательно и лишь иногда вставлял: «Ну да?», «Установлено?», «Так, так…» — и при этом искоса поглядывал на Дадоджона, затаившего дыхание. Наконец он произнес: «Ладно, разберемся» — и, положив трубку, глянул в упор и спросил:
— Какое у тебя социальное происхождение?
— Из дехкан, — машинально ответил Дадоджон и похолодел.
Вот где всплыло то, что он давным-давно позабыл. Да, он сын дехканина, но не бедняка и даже не середняка, а богатея мироеда, да еще запятнанного кровью. Он хорошо знал, что его отец был басмачом и сдался на милость властей. И уцелел лишь благодаря обещанной ему амнистии. Но он тогда был ребенком, учился в школе… он не помнит отца, его вырастил старший брат, колхозник, авторитетный, уважаемый человек.
— Гаюр-заде утверждает, что ты скрыл некоторые факты своей биографии, — сказал нарком. — Твоего отца осудили как басмача, это верно?
Дадоджон не смог сразу ответить; досада, обида и боль сжали горло. Он ощутил себя жалким и слабым. Его глаза расширились от страха, когда он увидел, как нарком нажал на кнопку звонка, чтобы вызвать секретаршу. И словно из туманной дали донесся до него голос наркома, попросившего секретаршу пригласить заведующего отделом кадров с личным делом Дадоджона Остонова. Нарком больше не смотрел на него…
— Я был маленьким, совсем маленьким… — с трудом вымолвил Дадоджон. — Я ничего не помню… Меня воспитал комсомол. Я воевал, имею награды… На фронте меня приняли в партию… Неужели…
— Разберемся, — сказал нарком и уставился на дверь.
Заведующий отделом кадров, смуглый высокий мужчина средних лет, вошел в кабинет быстрым шагом, положил перед наркомом серую папку с крупной черной надписью «Личное дело» и сказал:
— Некоторые материалы Гаюр-заде принес два дня назад, не успели подшить. Извините.
— Садитесь! — сказал нарком и внимательно, от первого до последнего листка просмотрев дело, глянул на Дадоджона. — Ясно, — произнес он, закрыл папку и уточнил: — Значит, раньше этих материалов не знали?
— Нет, — ответил заведующий. — Мне кажется, они поступили в школу недавно, ну, может быть, несколько месяцев назад.
— Так правилен этот факт или нет? — вновь посмотрел нарком на Дадоджона.
— Я все сказал, — ответил Дадоджон, немного осмелев. — Если сын отвечает за отца, я в вашей власти.
Нарком улыбнулся.
— Сын не отвечает за отца, ты это обязан знать, — сказал он. — Но тебе не следовало скрывать, надо было написать всю правду… Ладно, посчитаем твоей ошибкой, отнесем на издержки молодости, как-нибудь уладим. Думаю, мы выдадим тебе диплом.
— Когда? — вырвалось у Дадоджона.
— Через несколько дней у нас совещание… — начал было нарком, — однако тут же оборвал себя и сказал: — Но ты езжай домой. Диплом мы вышлем в Богистан… потом.
— Значит, мне искать другую работу? — запальчиво произнес Дадоджон.
Нарком вновь улыбнулся.
— Не горячись! — сказал он. — Ты парень смышленый, должен понимать, что к чему, и делать правильные выводы. Диплом свой ты получишь, это я тебе говорю! Но наберись терпения, ясно? Я сегодня же позвоню вашему секретарю райкома Аминджону Рахимову, он подыщет тебе подходящее место. Ты можешь поработать пока юрисконсультом или в адвокатуре, мы выдадим тебе временное удостоверение.
— Спасибо! До свидания! — крикнул Дадоджон, вспылив, и выбежал из кабинета. Он трясся от охватившего его бешенства. В висках стучало, голова раскалывалась.
К гостинице Дадоджон подошел, сгорбившись, словно под ярмом. В вестибюле, у барьера, за которым восседал администратор, стоял Истад-ака с каким-то краснолицым толстым мужчиной.
— Эй, эй, иди сюда, дорогой! — помахал Истад-ака рукой. — Вот еще один наш земляк объявился. Вы знакомы?
— Нет, — сказал Дадоджон.
— А я наслышан про вас, — разулыбался мужчина. — Вы гордость нашего Богистана, восходящая звезда! В Богистане только про вас и говорят. Ваш ака Мулло на редкость прекрасный человек. Энергичный и щедрый, отзывчивый, добрый!.. Говорят, он сосватал вам сестру прокурора, вроде и помолвка была?..
— Помолвка? — удивленно произнес Дадоджон.
Мужчина расхохотался:
— Ах, шутник!.. Невинная дева!.. Артист!.. В вас пропадает артист!
Кто знает, сколько он и Истад-ака заливались бы смехом, да, к счастью, администратор протянул мужчине ключ от номера, и они, подняв тяжелые чемоданы, стоявшие у их ног, сказали, что через полчаса зайдут за Дадоджоном, и полезли, пыхтя, на второй этаж.
— Что же вы не сказали, что вы друг и земляк нашего уважаемого ака Истада? — льстиво улыбаясь, спросил администратор.
Дадоджон зло посмотрел на него и ответил, что идет на вокзал за билетом, вечером освободит номер и просит об одном: чтобы его оставили в покое.