Из любопытства я все же заглянул в овраг, надеясь увидеть спину удирающего животного, но, увы, тому не суждено было сбыться.

– Ничего, – произнес я не то самому себе, не то кузену и его людям.

– Ну и слава богу, – ответил де Ботерн.

Наконец я перевел взгляд на хижину. Дверь была отворена настежь, и на пороге стоял сгорбленный косматый старик. Его руки, окутанные грязным тряпьем, дрожали, сжимая ружье, которое, вероятно, с ним прошло недавнюю войну и еще пару до этого.

– Вы стреляли в меня! – сразу же он огрызнулся своим сиплым старческим голосом.

– Месье Антуан? – спросил Франсуа, очень умело скрывая свое презрение к этому безумцу.

– Вы, вы! – Старик ружьем указал сперва на меня, потом на де Ботерна. – Вы оба стреляли, сперва ты, потом ты!

– Я Франсуа де Ботерн, Лейтенант Охоты, – представился кузен. – Это граф Этьен Готье. Вы расставляете капканы в этом лесу безо всякого на то разрешения?

– Еще мне у тебя разрешение просить! Тьфу! – харкнул безумец. – Забрался от вас в глушь самую, живу, чем Бог пошлет! Потом приходят, думаешь, не вижу ваших людей? Все видит старик Антуан, все видит!

– Вы нарушаете закон, месье, – Франсуа говорил с поразительным спокойствием.

– Вы оба стреляли в меня! – повторил Антуан. – Ставлю я капкан, а что ж мне, землю жрать и коренья, как свинье? Но я-то охочусь на дичь, а вы по человеку стреляете!

– Что ты несешь? – уже не сдержался я, – Мы стреляли в овраг!

– Конечно-конечно! – рассмеялся Антуан и под конец уже хрипло задыхался. – Для того своих людей и привели? Чтобы по людям стрелять, а чуть что, так правда за вами будет!

– Месье, мы приехали с добрыми намерениями. Мы хотим вас предупредить о том, что ваш отрешенный образ жизни весьма опасен.

– Для кого? – ехидно ухмыльнулся старик.

– В первую очередь для вас. Предупреждение вы получили, притом в присутствии свидетелей. Если еще раз хоть кто-то попадется в ваши ловушки – лучше вам бежать с этих земель.

С этими словами Франсуа де Ботерн дал знак отряду садиться по коням. Я напоследок все же глянул в овраг, обернулся на старика и, коротко кивнув, запрыгнул на лошадь.

* * *

Все оставшееся время мы с кузеном боялись обмануться. Наконец, сомнений быть не могло.

– Почему сейчас? – спросил Франсуа, потирая подбородок.

Я бросил карандаш на стол, прямо поверх карты, на которой мы делали отметки все время, пока кузен возглавлял охоту на Зверя.

– Не все ли равно? – спросил я, откидываясь в кресле назад.

На карте роились беспорядочные точки, которые так или иначе клубились вокруг Святого Стефана с временными отлучками Зверя в соседние графства. И, наконец, потянулась линия на восток. Мы отмечали не только покушения на людей, но и на хищников, в большей степени – на волков. Позже смерти животных припишут ружью де Ботерна или его людей. Такая дикость до сих пор повергает меня в шок. Но в тот вечер нам обоим не могло даже в голову прийти нечто подобное.

– Сейчас он просто взял и решил уйти? – спросил кузен.

– Не забывай, ему полголовы снесли, – ответил я и пожал плечами. – Вполне возможно, что здешнему кровавому королю перестали так легко даваться его победы.

– Опять эта твоя поэзия… – улыбнулся Франсуа.

– Могу прозой. Он ушел, Лейтенант, – ответил я.

– Если он действительно бежит из-за собственной слабости, сейчас-то и есть решающий момент, – кузен тыкнул пальцем в карту. – Мы должны преследовать его и взять, пока он не оправился. Если его и возможно захватить живьем, как ты того желаешь, сейчас лучший шанс.

Я хмуро поглядел на кузена из своего кресла, сложив руки замком на груди.

– Все эти годы он избегал любую облаву, – заметил я. – А это притом, что он даже не знал горечи поражения. Теперь же он сделался еще осторожнее и умнее, чем был прежде.

– А можно поменьше восхищения монстром-людоедом? – спросил кузен.

– Нельзя, – нервно усмехнулся я, всплеснув руками и поднявшись с кресла. – Он – существо иного порядка, нежели те, кто заперты у меня в подвале! Даже больше – нежели те, кто бродят по земле или, возможно, когда-либо бродили! Каждый раз, когда мне приходится слушать о человеке, о венце творения, в моих ушах стоит этот лай, с которым он смеялся надо мной!

– Этьен, ты рехнулся?! – вспылил Франсуа. – Сколько крови должно пролиться на потеху этой твари? Наверное, совсем немного, не правда ли? Или ты забыл, что монстр давно хочет сожрать твоего сына?

– Видно, там, на востоке, куда он идет, – я указал на карту, – Зверь нашел что-то повкуснее.

– Даже если так, Зверь может вернуться! И ты готов рисковать? Родным сыном?

– Тебе какое дело до этого? – издевательски усмехнулся я.

Де Ботерн в ужасе отпрянул.

– А как еще призвать хоть к чему-то человеческому в тебе? – спросил кузен.

Я вскинул брови.

– И это ты мне говоришь? – спросил я. – Как будто я избрал своим ремеслом убийство, что людей, что животных. Тебе же это нравится? Не ври, не ври мне про доблесть, про долг, про то, что у тебя нет выбора. Ты – аристократ, и ты выбираешь, а не довольствуешься. Я уже это говорил, кажется. И ты выбирал убивать всю свою жизнь. Ты убивал там, на другом материке, и, вернувшись сюда, снова убиваешь. И говоришь мне, основателю больницы для нищих и убогих, что во мне нет ничего человеческого?

– Не юродствуй, братец, – хмуро отозвался кузен. – Не надо читать мне мораль. Ты клянешь меня убийцей не из-за войны и не из-за охоты.

– Возможно, – я развел руками. – Если ты о той маленькой неурядице из детства, так это даже и не охота была. Они были заперты, прикованы на цепь, а у тебя было ружье и, конечно же, твое желание убивать, которое ты ничуть не растерял за эти годы, а сохранил и приумножил.

– Ты так и не простил, – Франсуа глубоко вздохнул и провел рукой по лицу.

– Мое прощение не изменит ничего, – я пожал плечами, рухнув обратно в кресло.

– Ошибаешься. – Кузен замотал головой и спрятал лицо в ладони.

Мы сидели молча. В моем кармане тикали часы отца. Стекло я так и не заменил.

– Я виню себя за это до сих пор, – вздохнул кузен.

– Славно, – равнодушно бросил я.

– Я виню себя, что ты пропал тогда, в Алжире. Я виню себя за то, что не был рядом с тобой тогда, в подвале нашего замка, когда гиена набросилась на тебя. И я винил себя все те десять лет, которые ты провел здесь,