подрагивали, когда я вынул снимок из рамки. Позади не нашлось никаких надписей, кроме синей печати фотографа. Даже точной даты никто не удосужился записать. Я покинул кабинет. Вышел в гостиную. Дядя ожидаемо был все в том же кресле, и с интересом смотрел ту же передачу. Перед ним стоял пузырек со снадобьем и по комнате витал густой травяной аромат.

— Мне нужна твоя помощь, — скороговоркой произнёс я, подходя ближе.

Пётр вздохнул, взял со стола пульт и убавил звук телевизора. Обернулся ко мне и недовольно уточнил:

— Что там такого срочного?

— Вот.

Я сунул фотокарточку в руки дядьке и указал на человека в красных перчатках. Спросил:

— Кто это?

Петр нахмурился. Взял картонный прямоугольник, поднес его к глазам, внимательно рассматривая человека:

— Илья Фон Норинг, — ответил он наконец. — Цесаревич Воронья. Первый капитан «Упырей». А рядом его добрый друг, Алексей Ульбарс. Они зачастую держались обособленно. Ели молча, не поднимая голов, в азартные игры не ввязывались, шумных компаний избегали. Алексей частенько ходил в часовню. Мы посмеивались над ним, говоря, что Высший не простит преступлений Темноглазого графа.

— Почему Темноглазого? — уточнил я.

— Так, в двух словах не расскажешь, — качнул головой старик.

— А ты найти побольше слов, — воскликнул я и тут же поправился, — прости, это правда очень важно.

— Ну, раз так…

Дядька отложил карточку на стол и постучал по изображению сухим пальцем.

— Мы все служили Империи. Но у каждого был свой путь. Ты наверняка ничего не знаешь о Североозерском княжестве. О нем мало известно. Те места закрыты ото всех непроходимыми лесами и бурными ледяными реками. Поговаривали, что в тех краях водятся нечистые духи и небо раскрашивается по ночам алыми всполохами. Так вот, эти двое пришли на службу оттуда. Как и большинство рекрутов, которых набирали в восьмой полк. И оба были из семей, которые пришли к нам, чтобы искупить кровью позор предков.

Я удивленно поднял бровь:

— Даже так?

— Там княжество такое, — отмахнулся дядя. — Люди солнце два месяца в год видят. Остальное время тучи, хмарь и полярная ночь. Поэтому выходцы тех земель все были сплошь бледные и до солнца дикие. Слепит оно их и кожу жжет. За что полк и получил название. И до присяги Императору, слияние бандитизма и старой аристократии в тех краях было делом естественным. Жили там кланами и законы творили свои. А после того как над княжеством подняли флаг Империи, перед этими старыми аристократами поставили простой выбор: или каторга, или верная служба. Часть, понятное дело, выбрало каторгу. Кто-то сгинул в темных лесах, подавшись в бега. Говорят, что выжившие основали в непролазной чаще, где света почти не видно, поселения. Навроде они там поставили алтари старых богов, которые окропляют кровью.

— Чьей? — отчего-то шепотом спросил я.

— Кто ж знает, — хмыкнул дядька. — Да никто проверить этого не рискнул. Но некоторые аристократы из этого княжества поступили на службу в восьмой полк. Его возглавлял их отец-командир. Так вот, у каких-то семей старой аристократии этого Североозерского княжества вроде как существовала традиция рисовать темные круги под глазами. Однажды Алексей обмолвился, что это дань тьме, которая может глядеть на тебя в ответ. Уж не знаю, что он имел в виду. А может, просто зло подшутил так надо мной. Как знать, может у парня от природы были синяки чернющие. Никто умывать его не решился. В общем, у Графа, этого под глазами были темные полукружья. За что и получил прозвище.

— О как, — только и смог произнести я, вспомнив вдруг про Лазарева. И следы от темной краски под глазами. — А сейчас эта традиция практикуется?

Дядя покачал головой:

— Во время восстания многие города поддержали отступников, и бунт был жестоко подавлен. А сейчас, вроде как, там все приняли имперские традиции, порядки и веру. Но места там все еще дикие. Дорог туда так и не провели. Лишь изредка отправляются дирижабли. Иногда даже храмовые, чтобы окропить землю свяченой водой.

— И помогает? — я не удержался от каверзного вопроса.

— Святое не трожь, — дядька погрозил мне пальцем, и его голос стал особенно скрипучим, — Сила Высшего иногда только и держала на ногах воинов Империи. Когда все остальное переставало помогать.

— Прости.

— Знаешь, когда становилось совсем жутко и безнадежно, лишь звук колокола с небесного храма заставлял идти вперед.

Мы помолчали. Я понял, что Петру надо было немного прийти в себя. Его глаза затуманили воспоминания. И кажется, что они не были светлыми.

— А тебе зачем знать про этих парней?

Дядя взглянул на меня, ожидая ответа. И я неспешно пояснил:

— Да не дает мне покоя этот визит в Лазареву.

— Что не так? Мужик он суровый, и наверняка решил тебя затащить под свои знамена. Знай, что он пойдет на многое, чтобы получить нужного рекрута.

— Перчатки, — нехотя сказал я. — Все дело было в них. Я точно помню, что где-то их видел. И только сегодня понял, что разгадка кроется в кабинете отца. Я заметил это фото, и, похоже, в подсознании отложились эти странные неуместные перчатки. А когда прибыл в резиденцию Лазарева, увидел такие же на дружинниках графа.

Петр помрачнел, словно я сказал, что-то неправильное.

— Вот оно что, — протянул дядя. — Своим новым друзьям уже сообщил?

Я покачал головой:

— Пока нет. Но сдаётся мне, тот самый Сергей Иванович Лазарев уже давно сгинул. И вместо него в доме сидит самозванец.

— С чего ты взял? — нахмурился Петр и подался вперед.

— В разговоре Сергей Иванович сказал, что вся его семья была убита «Упырями», — ответил я. — И он хорошо знает историю, обычаи и привычки, принятые в разных полках. Лазарев скрупулезный человек. Видел бы ты его коллекцию. Он не просто скупал фигурки, а сам их раскрашивал. Создавал