Дядя нахмурился, словно обдумывая вопрос:

— По-разному, — после недолгой паузы протянул он. — Возраст и армейское прошлое начинают давать о себе знать. Да и все сильнее ноют на погоду старые кости. А погода в нашем городе вы и сами знаете — не балует. Она у нас постоянно скверная.

— Что есть, то есть, — согласился гость. — И я иногда понимаю, почему многие наши знакомцы перебираются поближе к минеральным водам или теплому морю.

— Ну уж нет. Бросать родовое гнездо без присмотра я не стану. У меня же поросль тут, — Петр выразительно взглянул на меня. — Вернусь, а здесь везде надписи крамольные на стенах и накурено так, что хоть топор вешай.

— Скажешь тоже, — хмыкнул я.

— Знаем мы эту молодежь. Пока за ними присматриваешь, они ведут себя порядочно, а стоит отвернуться, как уже в нос кольцо вставляют или того гаже — татуировки на лице делают из ругательных слов.

— Не приведи Высший, — Карамзин осенил себя священным знаком, но глаза его светились озорством.

— Потому никуда я не поеду. Буду тут страдать и бдить. Авось и вырастет из племянника путевый подданный, за которого и на том свете стыдно не будет.

Я с трудом сдерживал смех, глядя на игру дядьки, который вошел в раж.

Карамзин сел в кресло. Взглянул на меня и хитро прищурился:

— Нам с вами, юноша, очень повезло жить рядом с настоящей легендой, — произнес он.

— Да какая я легенда? — отмахнулся дядя. — Простой гвардеец, который верно служил отечеству. Мы не стремились стать знаменитыми и войти в историю. Просто исполняли свой долг. Потому что кто-то должен был это делать.

Мне отчего-то вспомнились слова графа Лазарева про людей, которые создавали историю. И Петр это подметил:

— О чем задумался? — подозрительно уточнил он у меня.

— Да так, — ответил я и обернулся к Карамзину. — Игорь Иванович, не могли бы вы провести краткий урок истории?

— Отчего же краткий? Вы куда-то торопитесь?

— Я бы хотел узнать некоторые подробности прямо сейчас. А на остальное, если вы не возражаете, отвести куда более удобное время.

— С радостью, — ответил гость. — Вы заинтересовались фигурками гвардейских полков?

Я кивнул:

— Никогда не думал, что это настолько занятное увлечение. Но сегодня мне довелось увидеть коллекцию самого Лазарева. И задумался о собственном собрании.

При упоминании коллекции графа Карамзин посмотрел на меня с уважением:

— Вам очень повезло, Василий Михайлович. Коллекция Лазарева считается одной из самых больших и полных в Империи. И взглянуть на нее повезло лишь единицам. Я очень давно хочу попасть в гости к Сергею Ивановичу. Мы даже договаривались с ним о визите несколько месяцев назад. Но граф живет работой и мне не удалось с ним свидеться.

Гость вздохнул и продолжил:

— Так какой полк заинтересовал вас для начала сборки? Двадцатый?

— «Упыри», — ответил я. — Мастера наведения ужаса и партизанской войны.

Гость нахмурился, едва заметно качнул головой, а затем произнес:

— Интересный выбор, Василий Михайлович. Неоднозначный, я бы даже сказал. В этом полку было много неоднозначных личностей. Например, царевич Воронья, который командовал первой ротой. Пожалуй, он был одним из самых ярких людей, которыми мог похвастаться полк. Острый на язык дуэлянт в красных перчатках.

Я даже подался вперед, услышав об этой части гардероба «Упыря».

— Кстати, вы знаете, что означали эти перчатки по уложению полка?

— Что? — с интересом уточнил я, боясь спугнуть удачу.

— Это очень древняя традиция Североозерского княжества. Знак того, что человек подставил отца-командира, — начал объяснять Карамзин. — С этих пор красные перчатки означают отложенную смерть. И боец должен быть готов без раздумий погибнуть, когда ему прикажут.

От удивления я едва не приоткрыл рот.

— Вот оно что, — только и смог произнести я.

— Дома Севера, которые потом превратились в семьи Империи, всегда отличались приверженностью к старым традициям и заветам. В тех краях и по сей день имеет власть шаманизм, и вера в духов, которые не смогли до конца искоренить жрецы Синода. Эти обычаи срослись с верой в Высшего, создав свою, своеобразную религию.

Я с интересом слушал гостя. Карамзин рассказывал очень увлеченно, и я начал понимать, почему он считался одним из лучших историков города. Игорь Иванович умел заинтересовать слушателя. Не только меня, но и дядю, которого как мне казалось, совершенно не волновала история.

— А капитаны «Упырей»? — уточнил я.

— О, это тоже достаточно занимательная личность, — ответил гость, пригубив напиток. — Один из многих, кто поступил в полк и принес присягу, чтобы искупить кровью грехи семьи, которая была тесно связана с одной из крупных банд. Последователь древних традиций — он рисовал под глазами черные полукружья, как символ принадлежности к старой семье. Поговаривают, что Темноглазый граф имел связи с первородной тьмой. Это одно из направлений в шаманизме, но о ней слишком мало известно. Граф один из немногих, кто отменно бился в ближнем бою с топором. И поговаривают, что его техника напоминала танец — смертоносный и прекрасный.

Я кивнул. Старая аристократия, особенно северяне, уважали топоры. Как дань традиции предкам, которые сражались с этим оружием. Позже, много семей, которые получили титул за заслуги перед Империей, носили мечи. А молодая аристократия, которая считала это пережитками прошлого, выбирала более легкие рапиры. В бою подобное не давало каких-то преимуществ, потому что окутывающее клинок поле высвобожденной силы, делало любое оружие настолько прочным, несколько это было нужно бойцу. Это же силовое поле гасило энергию удара. Единственным плюсом рапиры была легкость. Она делала бойца более подвижным.

— Этот человек был лишен пороков, которые сгубили многих воинов.

— О чем речь? — насторожился я.

— Все просто, Василий Михайлович. Когда человек оказывается так близко к смерти, как