«Принимая во внимание, что трибунал инквизиции несовместим с конституцией испанской монархии, выработанной в 1812 году в Кадисе, вследствие чего он и был отменен после продолжительного и всестороннего обсуждения общими и чрезвычайными кортесами, согласно эдикту 22 февраля 1813 года; принимая также во внимание постановление хунты, которую призвал к жизни сегодня изданный мною эдикт, и в согласии с мнением этой хунты я приказал, чтобы от сегодняшнего дня названный выше трибунал считался упраздненным на всем протяжении монархии, а вместе с ним должна исчезнуть также и Супрема; я распорядился также, чтобы немедленно были выпущены на свободу все лица, томящиеся в инквизиционных тюрьмах по обвинению в политических и религиозных преступлениях, и чтобы все дела относительно религии поступили в ведение епископов, были распределены по соответствующим епархиям, рассмотрены и решены епископами в согласии с эдиктом чрезвычайных кортесов».

Через несколько дней после издания этого эдикта последовало королевское распоряжение об описи и конфискации имущества инквизиции. При этом приказано было продолжать выдачу жалованья инквизиторам, а конфискованное имущество употребить на цели, указанные кортесами, которые еще предстояло избрать. Явившись на свет, эдиктом от 9 августа кортесы постановили, что инквизиционное имущество вместе с другими выморочными землями подлежит продаже с молотка в пользу государства.

Во главе временной хунты был поставлен кардинал Луис де Бурбон, председатель последнего регентства. Хунта переменила весь состав высшего управления — из тюрем и ссылок возвратили многих деятелей 1812 года, и этим, по выражению Фердинанда, каторжникам были даны министерские портфели. Агустин Аргуэльес, лучший оратор кадисских кортесов, был назначен министром внутренних дел; его брат Канга Аргуэльес стал во главе министерства финансов; Гарсиа Эррерос, арестованный в ночь на 11 мая 1814 года, был назначен министром юстиции. Пострадавшие в ту же ночь два члена регентства, Педро Агар и Габриэль Сискар, заняли места в государственном совете, а Риего получил звание фельдмаршала. Особых репрессивных мер против нарушителей конституции 1812 года не последовало; лишь депутаты, обратившиеся в 1814 году в Валенсии к Фердинанду с пресловутым адресом, были сосланы в монастыри до того времени, пока кортесы решат их дальнейшую судьбу.

Временная хунта потребовала, чтобы духовенство принесло присягу в верности конституции и чтобы в церквах в праздничные и воскресные дни священники призывали народ повиноваться конституции, разъясняли ему выгоды, которые она дает всем классам государства, и опровергали клеветнические нападки на нее. Епископы, однако, заявили, что готовы подчиняться конституции, «пока последняя является законом государства», но отказываются «превращать храм Божий в политическую школу». Подобного рода «чудовищное и неслыханное» требование, по мнению духовенства, находилось в противоречии с желанием самого правительства, которое запретило епископам заниматься политическими прениями в священных местах.

Открывшиеся 9 июля 1820 года кортесы решили заставить духовенство покориться распоряжению временной хунты и стали преследовать непокорных епископов. Одним из первых пострадал епископ города Оруэла, который назвал вмешательство светской власти вдела церкви «дерзким»; 4 августа его выслали из пределов Испании. Одновременно с преследованием отдельных представителей духовенства кортесы стали издавать законы, затрагивавшие его интересы в целом. Особенное возмущение священнослужителей вызвал закон о национальной милиции, обязывавший служить студентов богословских факультетов и монастырских послушников. Папский нунций посчитал этот закон «нарушением старинных привилегий церкви» и жаловался, что отныне теологи и монахи «будут отрываться от своих святых обязанностей ради пролития братской крови». Однако протест его не произвел на кортесы никакого впечатления. Точно так же ни к чему не привело недовольство духовенства, вызванное отменой его личной неприкосновенности и подчинением обычным судам за преступления, караемые смертной казнью, каторжными и галерными работами, вечным изгнанием и ударами плетью. Отныне до объявления такого приговора епископ предварительно извещался судом, который требовал снятия с обвиняемого духовного сана, причем епископ не имел права вмешиваться в отправление правосудия; если в течение двадцати дней виновный сана не лишался, светской власти предоставлялось право не считаться более с «прошлым званием» осужденного и смотреть на него как на обыкновенного преступника. Далее кортесы постановили, что ни одно духовное лицо не имеет права владеть больше чем одним церковным бенефицием; следовательно, пользующиеся несколькими бенефициями должны были отдать их государству. Кортесы также лишили церковь права приобретать новые земли, упразднили 225 монастырей и запретили учреждать новые.

Фердинанд отказался санкционировать некоторые из этих законов, и тогда 25 октября 1820 года, при молчаливом одобрении правительства, была устроена враждебная королю многочисленная демонстрация. Испугавшийся король тут же дал требовавшуюся от него санкцию, а кортесы на волне успеха приняли ряд новых законов, направленных против привилегий духовенства. К демонстрации народа как к средству влияния на короля прибегло и само духовенство, но правительству удалось ее разогнать. После этого оно потребовало от епископов строго наказать священников, которые руководили демонстрацией.

Папа не мог, разумеется, оставаться безучастным к преследованиям духовенства и неоднократно протестовал против них, но правительство не обращало на это внимания. Когда же кортесы в 1821 году отменили сборы в пользу курии, а в 1822 году назначили испанским послом в Риме Иоакина Лоренсо Вильянуэву, выступавшего в учредительных кортесах против инквизиции и незадолго перед этим вышедшего из монастырского заточения, от имени папы было заявлено, что новый посол курией принят не будет. Это стало поводом к высылке папского нунция из Испании и окончательному разрыву между Мадридом и Римом.

При таких обстоятельствах неудивительно, что духовенство задалось целью во что бы то ни стало свергнуть правление кортесов. Оно встречало в этом поддержку землевладельческой аристократии, недовольной отменой различных своих преимуществ, и темной крестьянской массы, верившей, будто кортесы намерены уничтожить католическую религию в стране и распространить вместо нее масонскую ересь. Разумеется, что на стороне гонимого духовенства был Фердинанд, чей дворец превратился в центр заговора.

Первая попытка насильственного свержения конституционного правительства исходила от так называемой «апостолической хунты», членами которой помимо представителей духовенства были преимущественно крестьяне. Правительство подавило это выступление с большой жестокостью; такая же участь постигла и еще одну группу заговорщиков, куда входили монахи и военные. Но гидра заговора все расширялась и расширялась, и вскоре страна покрылась сетью тайных обществ «армии спасения веры». 21 июня 1822 года эта армия проявила себя открыто, захватив город Сео-де-Урхель и провозгласив в нем королевское регентство, которое заявило, что будет управлять страной согласно истинной воле захваченного кортесами Фердинанда VII. При посредничестве папы Пия VII оно вступило в переговоры с Австро-Венгрией и Россией, обратив к ним просьбу о помощи. Страна, в которой одновременно управляли два правительства, вновь оказалась разодрана на части и понемногу погружалась в анархию; причем король официально был заодно с кортесами, а фактически инспирировал действия тех, кто заседал в Сео-де-Урхеле.