Было бы странно, если бы смертоубийство, возведенное в степень искусства, не породило художественных произведений, прославляющих насилие. Возник жанр – описание военных действий, наподобие сегодняшних служб при министерствах обороны, которые прославляют подвиги отечественного оружия. Прославлялась не условная «справедливая» война, а смертоубийство как таковое: появились художники, преимущественно граверы, описывающие быт ландскнехтов. Швейцарцы славились как наемники (не они одни, разумеется, умением убивать торговали все нации), и швейцарский гравер Урс Граф сам становится профессиональным ландскнехтом, принимает участие в сражениях. Великолепные графические листы можно расценивать как предвосхищение графики Калло; отличие в том, что, глядя на офорты Калло, зритель понимает: художник изображает зло; сделать подобное заключение, изучая гравюры Графа, невозможно. Урс Граф любуется упругой походкой ландскнехтов, их грозным оружием, их удалыми забавами. Другой швейцарский художник, Никлаус Мануэль (Дойч), также был профессиональным ландскнехтом, соответственно и рисовал; швейцарец Ханс Фрис тоже отдал дань описанию солдатского быта.

Этих граверов называют художниками, испытавшими влияние Дюрера. Но техника гравюры, изобретенная Даниэлем Хопфером, использовалась как Дюрером, так и этими мастерами на равных основаниях. Главное качество гравюры, а именно равномерный натиск краски во всех штрихах и равномерное распределение штрихов (изображая тень, тучу или темный фон, гравер покрывает поверхность однообразными равноудаленными линиями), сродни хладнокровной реакции на событие. В графике ландскнехтов холодная виртуозность достигает эффекта полной «объективности»: мораль вынесена за рамки изображения; в ней нет нужды. Знаменитая гравюра Урса Графа «Битва при Мариньяно» поражает абсолютным равнодушием. Битва при Мариньяно закончилась резней, – и бой, и убийство пленных изображены тщательно. При дворе Лионелло д’Эсте работал филигранный мастер Антонио Пизанелло – художник, воспевший рыцарство как волшебную сказку, равную латинской мифологии. Наряду с «Принцессой Трапезундской и святым Георгием» (фреска написана за тридцать лет до картины Козимо Тура) Пизанелло рисует турниры, истории из жизни короля Артура и рыцарей Круглого стола. Пизанелло любит блеск оружия, его пьянит торжественность гербов. Король Рене Анжуйский составляет книгу турниров; иллюстрации к трактату выполняют знаменитые мастера.

Дворец герцогов д’Эсте выстроен затейливо, поражает феноменальная толщина стен, вдвое толще стены любой постройки того времени. Это и замок, и дворец, и тюрьма одновременно: окна казематов выходят прямо в пиршественную залу. Казематы уровнем ниже, чем пиршественная зала, в камерах окна находятся над головой заключенных, в пиршественную залу выходят на уровне пола. Небо заключенным увидеть нельзя, зато можно видеть ноги слуг, разносящих кушанья, и слышать смех пирующих. Пирующие, если отвлекутся от застолья, могут услышать крики узников, которых пытают изощренными способами. Легко предположить, что герцог Борсо д’Эсте специально прерывал трапезу, чтобы возбудить аппетит сознанием торжества над врагами. В казематах прежде всего содержали должников – пытками выжимали деньги. Это дворец садиста и одновременно роскошное палаццо, куда привлекают гуманистических художников из других стран: щедрый меценат приглашает знаменитостей, дабы украсили его двор.

Феррара – едва ли не самый прогрессивный градостроительный комплекс того времени; город перестроен по единому плану Бьяджо Россетти, с чистыми и широкими улицами. Мысль о проспектах Муссолини приходит сама собой:

Характеристика семейства д’Эсте, данная Байроном («Паломничество Чайльд Гарольда»), лишь отчасти вызвана судьбой Торквато Тассо. Двор Феррары, судя по всему, мгновенно очаровывал и быстро разочаровывал. Приехав в Феррару, Тассо обласкан двором, ему дают понять, что он наследник Боярдо и Ариосто; затем узнает двор ближе. Поэма «Освобожденный Иерусалим» прославляет Ринальдо д’Эсте, якобы храбрейшего из участников Первого крестового похода и, разумеется, родоначальника рода д’Эсте. Крестоносцы не устают восхищаться юным д’Эсте (которого в действительности никогда в их рядах не было):

Попутно выясняется, что Ринальдо д’Эсте красивее Танкреда, отважнее даже Готфрида и т. п. Выполняя труд, сопоставимый по идеологическому значению с «Энеидой» (утвердившей легенду происхождения Рима непосредственно от троянского героя), Тассо рассчитывал на милости герцогской фамилии; милости Альфонса оказались не вечными; семь лет, проведенных в феррарском сумасшедшем доме Святой Анны, излечили поэта от фантазий.

В Феррару, спасаясь от Франциска I, бежит Клеман Маро, становится секретарем супруги Эрколе I д‘Эсте, Рене Французской; правда, оставался в Ферраре Маро недолго.

Козимо Тура жил на сто лет раньше Тассо и Маро; начал работать еще при Лионелло, продолжал при Борсо, умер во время Эрколе II.

Рядом с Пизанелло, знатоком рыцарского обихода, рядом с такими профессиональными баталистами, как Пизанелло и тем более Урс Граф или Мануэль, Козимо Тура выглядит как штатский среди военных. В битве Георгия с драконом главное не удар копьем, а отчаяние принцессы и усталость воина.

Впрочем, Тура, не изображавший буквально битв, перенес эстетику боя в пластику картины: мы постоянно видим оружие и латы в произведениях Козимо Тура, хотя, вглядываясь, понимаем, что оружия как раз не изображено. Рисуя декорации для турниров и орнаменты для щитов и гербов (одна из обязанностей придворного художника), Козимо перенял бесчеловечную красоту доспехов. Формы на его картинах заострены, как лезвие меча, стали жесткими, как кирасы и морионы, бой вошел внутрь картины без того, чтобы бой изображать. Музу Каллиопу (Лондон, Национальная галерея) окружают гротескные рыбы, покрытые колючей золотой чешуей. Муза красноречия окружена неразговорчивыми рыбами; впрочем, пасти оскалены, обнажая чудовищные острые зубы. Такие колючие формы принято именовать готическим рисованием; и, в известном смысле, искусство готики связано с рыцарством. В творчестве Козимо Тура государственная идеология (в данном случае – рыцарский эпос) буквально вплавлена в образную структуру христианской живописи.

5

Стилистику Козимо Тура относят к так называемой интернациональной готике из-за вычурной, угловатой, сухопарой пластики.