«В 1279 г., – писал средневековый хронист, – Карл, король Сицилии и Иерусалима, был самым могущественным властелином на суше и на море среди всех христианских государей», и это не было преувеличением[472].

Теперь у Карла Анжуйского забрезжила реальная надежда начать поход на Константинополь. Положение дел на Западе становилось все более тревожным для Византии. Мария Болгарская, почерпав из арсенала своих родственников и предков самые негативные способы достижения цели, совершенно оставила супруга и в 1278 г. вышла замуж за узурпатора и разбойника Ивайло по прозвищу Лаханоса («Кислая капуста»), которому удалось нанести несколько поражений татарским войскам и самому Болгарскому царю Константину Тиху, погибшему в сражении.

Навстречу ему Михаил VIII Палеолог направил наследника Болгарского престола Иоанна III Асеня (1279—1280) – одного из далеких потомков славной царственной династии. Лаханосу не удалось долго править Болгарией – он отправился воевать с татарами и погиб. Царица Мария Болгарская, забыв все прежние претензии и обиды, убежала в Константинополь искать спасения у царственного дяди. А во главе Болгарии вместо безвольного Иоанна III Асеня стал новый узурпатор, Георгий I Тертерий (1280—1292), коронованный в 1280 г. Болгарским царем этнический половец (!). Он не был другом Византии и согласился содействовать Карлу Анжуйскому в предстоящей войне с Михаилом VIII Палеологом[473].

Не все было благополучно и на Востоке. Чтобы навести там порядок, в 1280 г. император направил своего сына Андроника II Палеолога вместе с протовестиарием Михаилом Тарханиотом и хранителем великой печати Ностонгом в области реки Меандр восстановить город Траллы. Молодой соправитель отца активно взялся за дело, построил стены и переселил в город множество людей – говорят, на его зов откликнулось до 36 тысяч охотников, надеявшихся устроить свою жизнь на новом месте. К сожалению, никто не учел, что в городе нет хранилища для воды. И поэтому, когда вскоре на город напали турки, осажденные византийцы не выдержали мук жажды, и Тралл пал. Падение этого важного города привело к тому, что восточная граница запылала, и турки чувствовали себя совершенно безнаказанно[474].

Помимо военных проблем, Михаила VIII чрезвычайно беспокоили церковные дела. Не снискав любви подданных своей церковной политикой, атакуемый с Востока и с Запада, почти потерявший надежду на умиротворение с Римом, император Михаил VIII Палеолог находился в чрезвычайно тяжелом положении; но и сейчас не упал духом.

Церковный раскол и оппозиция царю со стороны самых близких и высокопоставленных лиц возрастала. Но нужно было знать Михаила VIII, чтобы понять: василевс никогда не потерпит открытого неповиновения своей державной воле. Практика наказания за отказ принять унию с Римом теперь перешла в открытый террор. Мануил и Исаак Раули лишились глаз за отказ выполнить волю царя. Иоанн, сын деспота Эпира Михаила II Ангела, верно служивший византийскому оружию, также был ослеплен, а его слуга, монах Котис Феодор, погиб под пытками. Грамматика Георгия Пахомия ослепили по нелепому обвинению, а стратигопул Михаил избежал этого наказания только по горячему заступничеству родственников царя. Галактион также был ослеплен, Мелетий – лишен языка и заключен в темницу, Лазарь Горианти также лишился глаз. Макарий, за простоту прозванный «Голубем», подвергся пыткам, а затем взошел на эшафот. По свидетельству современника, император дошел до такой степени гнева, что едва ему поступал донос на человека, как он тут же приказывал казнить оболганного, даже не разобравшись с тем, в чем того обвиняют[475].

Бессмысленно оценивать сложившуюся в Византийском государстве и Восточной церкви ситуацию однозначно. Конечно, расправы царя с оппозицией производили тяжелое впечатление на окружающих. Но сам авторитет Михаила VIII и высокий образ царя попрежнему доминировали в византийском обществе. Приведем характерное послание монахов Святой Афонской горы, направленное императору вскоре после заключения унии, в котором старцы объясняли ошибочность Filioque, опресноков, субботнего поста и других латинских новшеств. Прекрасно зная, сколь суровы приговоры царского суда в отношении лиц, не принявших Лионскую унию, отцы, далекие от лести, тем не менее пишут следующее.

«Державнейший, боговенчанный, боговозвеличенный святый наш Владыка, к твоему державному и святому царствованию наш Бог невидимый вложил во все наши сердца духовное и огненное стремление. О тебе благодарственные возглашения Богу всецело каждый из нас и все мы единодушно воссылаем. Ибо Бог, украсив тебя императорской властью, прежде всего увенчал тебя светлым, как день, богосплетенным венцом православной веры. Ибо знает Господь людей своих и “кого предузнал”, по слову великого апостола, того и счел справедливым избрать. И его Бог превознес на великую высоту славы и владычества и показал царем на земле, царствующего по высшей воле благоубедительно, то есть всеблагочестиво и боголюбезнейше… По милости твоей, кроткий, как Давид, и христоподражательный царь, окажи нам милость, даруй малое, преклони царственный и божественный слух к бедным монахам, которые поистине любят от всей души твое святое царствование»[476].

Тем временем Сицилийский король начал первые, пока еще осторожные операции на Балканах. В 1280 г. он захватил город Бутринто у Эпирского деспота и отправил войско во главе с Гуго де Сюлли по прозвищу «Рыжий» в глубь страны. В течение осени того же года его армия отбросила византийцев в Берат и осадила город. Михаил VIII Палеолог направил все свободные силы на помощь осажденному гарнизону под командованием своего племянника Михаила Тарханиота, но оно добралось до Албании только к февралю 1281 г.

В завязавшихся боевых стычках успех сопутствовал византийцам, которым дважды удалось разбить французов и даже пленить де Сюлли. Сицилийцы бежали, а Палеолог получил контроль над Северным Эпиром и частью Албании, хотя Карл Анжуйский сохранил земли от Дуррацио до Бутринто. Рыжеволосого гиганта провели в цепях по улицам Константинополя, и Византийский император даже повелел изобразить эту картину на фреске у себя во дворце.

Удача окончательно отвернулась от Анжуйца. Оскорбленные его высокомерием, франки Пелопоннеса потребовали смены наместников Карла Анжуйского. Сицилийский флот, который Карл вручил герцогу Наксоса Марко Сануде, занимался откровенным пиратством, мало озадачиваясь теми приказами, которые поступали от короля. А на Западе тем временем решалась судьба Апостольского престола. Выборы хотя и длились довольно долго, однако закончились оптимистично для Анжуйца: 23 марта 1281 г. на Апостольский престол был возведен француз и сторонник Карла Мартин IV (1281—1285)[477].