и городской герб – две шкуры куницы в золотом поле «в знак того, что сего города жители производят значительный торг мягкой рухлядью».

Первым лальским городничим был премьер-майор Александр Фонделден, а исправником – секунд-майор Филипп Косилов. На день превращения Лальска из посада в город в нем числилось четыреста тридцать пять душ мужского пола – меньше, чем в 1747 году, на сто семь душ, а всего почти тысяча душ. Нельзя сказать, чтобы Лальск был большим уездным городом – в нем было четырнадцать улиц и двести шестьдесят четыре дома. На центральной Большой улице стояло два десятка домов. Еще питейная контора и два питейных дома, еще сорок три лавки, еще четыре кузницы, еще два казенных соляных амбара, еще две каменные кладовые купцов Василия Саватеева и Кондрата Пономарева, еще купеческие и мещанские амбары, еще собаки, еще бродящие по заросшим травой немощеным улицам куры, свиньи и еще такая тоска, какая бывает в маленьких русских уездных городах, когда жизнь из них уходит, а жители еще остаются.

Тогда же Лальск, уже в новом городском качестве, поставил в Санкт-Петербург четырнадцать лошадей с ямщиками для путешествия Екатерины Второй из столицы в Смоленск и обратно. Содержать лошадей и ямщиков должен был Лальск. При этом было отдельно указано, «чтобы ямщики были не старые, не малолетние, не пьяницы и не в гнусной одежде».

Теперь уж и не сказать, какими особенными талантами обладал первый лальский городничий, так как при нем Лальск продолжил понемногу хиреть, но Александр Ефимович Фонделден, хотя и дослужился лишь до премьер-майора, без сомнения, был натурой тонкой, чувствительной и художественно одаренной. Вот его донесение Вологодскому наместническому правлению о случившейся в июне 1781 года буре: «…над городом Лальским и в окружности его Божиим благоволением учинилось праведное посещение Господне сицевое вышеозначенного числа пополуночи в первом часу, начали сходиться на воздухе престрашные и зело темные и з белыми – столпами и з зелеными виды две грозные тучи; одна с западную а другую сполуденную страну, и по совокуплении шли на север с таковою превеликою бурею, что у многих домов кровли раскрывало, также заплоты, а наипаче огороды поломило когда оные тучи шли, тогда непрестанно чрезвычайная молния блистала и по всему воздуху растворялся блистающийся огнь так, что все строение и земля аки бы пламением горели в тоже самое время с презельным вихрем, ледяным градом, у святой церкви Собора, у окон разбило очюнь много стекляных звений; которой град был величиною c орех большаго и куричную яичную желтью: такожде; в городе в огородах овощи повредило, и оной град с неба, столь сильно падал что немалые его крупицы, твердое деревянное здание изпятнало, а гнилое разбивало и тогда страх на всех людех был, что за необычайным по воздуху непрестанно разливающемся огнем и громом, также и запредельною бурею и градом, в городе никто не осмелился из дворов вытьти; а всяк в отчаянии жизни, которая гроза продолжалась два часа, и стала утихать, а по прошествии той сильной тучи, сего Июня 21 числа здешнем Соборе после Литургии, в соборе при собрании всех жителей, был благодарной молебен; что Всещедрый Бог свой гнев пронес, о чем в Вологодское Наместническое Правление для ведома донести имеем». Случись, не приведи господь, сейчас такая буря – разве написал бы глава администрации Лальского городского поселения такой рапорт своему районному начальству? Написал бы о белых и зеленых престрашных небесных столпах, о растворенном в воздухе блистающем огне? Написал бы о квадратных метрах, о стройматериалах и десятках тысяч рублей, потребных на восстановление разрушенного, которых ему все одно не дали бы. Да что глава администрации… Можно подумать, что теперь можно найти таких премьер-майоров или хотя бы просто майоров…

Увы, приходилось лальскому городничему заниматься делами совершенно прозаическими – то исполнять указ «об обсаживании дорог деревьями», то отводить землю под городские выгоны, то готовиться к объявленной Высочайшим манифестом ревизии 1782 года. Что же до городской жизни Лальска последних двух десятилетий восемнадцатого века, то стороннему наблюдателю она представится лишенной каких бы то ни было заметных событий, но если посмотреть на нее хотя бы через простое увеличительное стекло, не говоря о микроскопе, то обнаружится большое количество событий мелких и даже мельчайших. К примеру, учредили при церквях кружки для сбора в пользу городской богадельни. Мелочь из этих кружек высыпали в присутствии городского головы и тотчас же отправляли в богадельню. Появился ночной караул на колокольне Воскресенского собора, который в случае пожара начинал звонить во все колокола. В богадельню, между прочим, стали принимать крестьянских детей Лальского уезда на счет Приказа общественного призрения. Вообще тратили городские власти на городскую богадельню немного – в 1782 году всего двадцать три без копейки рубля. Из них на дрова два с лишним рубля, на питание и одежду призреваемым и младенцам – двадцать с полтиной рублей и на погребение младенцев – пятнадцать копеек. Ровно столько, сколько пять лет назад истратили на ремонт дороги вокруг Лальска, в то время как на неугасимую лампаду… Между тем в богадельню в 1786 году было принято пятнадцать младенцев, а умерло их в том же году шестнадцать. Ничего удивительного при таких-то расходах на одежду и пропитание. Правда, в 1789-м лальский купец Афанасий Максимов принес в городскую думу пятьсот рублей, которые завещала на содержание Лальской богадельни его покойная сестра Татьяна Юрьева.

Осенью 1782 года «после беспрерывных в ноябре месяце дождей, в начале декабря сделался такой мороз что люди, скот и птицы замерзали, а равно и озимь по причине бесснежной долго зимы повредилась. И после такой нечаянной и крутой перемены сделалась общая простудная лихорадка». Запретили, согласно указу, хоронить покойников при городских церквях, а для кладбища отвели место за городом. Это место окропили святой водой и водрузили на нем святой животворящий крест.

Из событий не просто мелких, но мельчайших. Стали выписывать во все городские присутственные места по одному экземпляру «Московских ведомостей». В 1786 году по предложению городничего в Лальске ввели нумерацию домов. Горожане обратились с просьбой к городничему, чтобы тот разрешил домовладельцам самим чистить дымовые трубы, а трех трубочистов, которых общество должно было содержать на свой счет, уволить. Просили потому, что город маленький, расходы на городское хозяйство велики и с каждым годом все больше, а доходы… Фонделден просьбу горожан не удовлетворил, но разрешил вместо трех трубочистов иметь двух. На этом история с трубочистами не закончилась. Через два года упорные горожане попросили городничего возложить обязанности городских трубочистов на полицейских