— Тогда в очко! — отрывисто бросил Керби, закатывая рукава фрака.

— То есть, в блэк джек, — поправился он, под строгим взглядом хозяина.

— Еще что? — переспросил тот.

Кербер заелозил на стуле.

— Так все время же играли!..

— А во что еще с вами играть, собаками? — с выражением произнес Танатос и тяжело посмотрел на него, потом на Прозерпину: может, она что предложит?

Но та незаметно подкуривала его папиросу с пепельницы, причем незаметным это казалось только ей, так как от удовольствия она закрывала и второй глаз…

— Я-асно! — протянул он несколько разочарованно, и откинулся в кресле.

— А что вы скажете о покере, господа?.. Ставки у нас достаточно высокие, причем, все, — выделил он, чиркнув взглядом по Персефоне.

И она ставка, понял Фома.

— Можно даже сказать, царские. Но ведь не зря же покер называют королем карточных игр, а?..

Фома пожал плечами, а ее величество открыла глаз и воровато положила папироску на место, глаз же снова закрыла. Играйте во что хотите, говорил ее вид.

В покере главное не карта, а крепкие нервы, с такими же нервами, как у Прозерпины, покер рискует превратиться в потасовку, подумал Фома, руки у мадам длинны и хлёстки, как мухобойки.

— В покере главное не карта, главное — тонкая психология и толстые нервы! — отчеканил Кербер, словно прочитав его мысли, и преданно заглянул в глаза лорду: мол, так?..

— А у них… — Он кивнул на дрейфующую королеву. — Нервы ни к черту и психологии никакой!

И тут же получил оплеуху от Прозерпины, та даже и глаз не открывала. Началось!..

— За что? — закричал Кербер, вытаращив глаза и схватившись за щеку. — Я же правду!..

Но казалось, что затрещины его нисколько не смущают, более того, бодрят, как удары по голове — бультерьера.

— С ее величеством только не покер! — заключил он.

— Значит, договорились, — заключил лорд.

С кем и как он договорился, было непонятно, ясно стало только одно — лорд делает то, что хочет. Кой черт, подумал Фома, покер, так покер!..

Определили банкомета, им стал Танатос, и правила — совершенно дикие, на взгляд Фомы — по одной карте, до полной комбинации из пяти и без замен, но с пересдачей.

— По одной? И с пересдачей?! Вы что?.. Что это за покер такой? — опешил он.

— Покер всё по хер, — сказал Кербер, чтобы в очередной раз получить по морде от её величества.

Похоже, это действительно его бодрило, если не попадало по глазам. Осклабившись, после оплеухи, он добавил:

— Я это в том смысле, что до четвертой карты можно требовать пересдачи и тем самым затянуть игру до бесконечности. Времени-то все равно вечность!

— Правда?.. — Фома посмотрел на Танатоса.

— Покер Пяти Страж, с картинками, — подтвердил тот. — Поскольку ставку нельзя изменить, меняются карты. Вы помните, что у нас на кону?

Фома помнил.

— Поэтому, не в ваших интересах и затягивать, — улыбнулся Танатос своим голым, безбровым лицом. — Она слишком далеко уйдет. В общем, я уверен, вам понравится.

Фома и не сомневался в этом. Оставалось ждать только фатальной справедливости Плутона.

Ё-моё!.. Интересно, Ирокез здесь появится?..

Ему пришлось спрятать друга во время танца и доверительной прогулки-беседы с Танатосом.

— Ну-с!..

Игра началась. Первым пришел валет и Фома по достоинству оценил правила новой игры, с картинками…

Перед ним была ровная и пугающая, как разбойный свист, картинка мрачного ландшафта со свинцовой рекой. Река шуршала тяжелыми водами, словно многожильные кабели металлической оплеткой экрана. На этом фоне лиловое многорукое чудовище выглядело даже жизнеутверждающе — валет!..

Монстр, вращая руками, полными ножей, приближался к очередной жертве в длинной, печальной очереди. Вой, который он издавал и улыбка, открывавшая кривые и длинные зубы, украсили бы любой фильм ужасов или идола ацтеков. Жертвой была Мэя. Что будет с ней, гадать не приходилось: на свинцовых водах покачивалась лодка, полная человеческих обрубков…

Тяжкие стенания достигли ушей Фомы, сквозь хохот страшилища и жужжание его клинков. Новый Харон был в курсе любимой постановки лорда Смерти «Теряющие голову» и к тому же — рационализатором. Чтобы работать сутки через трое, он нагружал свою утлую ладью впятеро больше, благодаря усекновению рук и ног «чурочки» удобно складывались штабелями.

Ирокез, слава создателю, появился. Лиловый страшно удивился. Его рука, причем любимая — правая нижняя, отлетела далеко в сторону, сжимая секиру, которой он здесь членораздельствовал.

— Ты кто? — рявкнул он. — Не мертвый разве?!

Преодолев изумление, валет налился яростью и сизой кровью, весь его страшный арсенал был нацелен на Фому.

— Сейчас ты об этом пожалеешь!.. Меня могут видеть только мертвые!

Это была большая честь, но смерть не входила в планы Фомы. К тому же валет был плохим бойцом, тренируясь на мертвых, он потерял чувство опасности. Скоро отлетели еще две его руки, все с правой стороны.

Лиловый недоуменно остановился, осматривая себя. И то, что он видел, не нравилось ему. Он был похож на корявое дерево лесотундры, ветки которого растут только с южной стороны. В таком состоянии понимание необходимости переговоров приходит автоматически.

Узнав же, что Фоме нужна Мэя, он испугался:

— Ты уйдешь и все расскажешь!..

Оказалось, Харон существенно превышал свои полномочия, занимаясь работой Прокруста. Он продавал, втихаря, мясо на кухню главного спектакля этих мест «Теряющие голову», который шел никогда не прекращаясь, вживую, то есть со свежим поступлением. Освободившееся время и деньги валет посвящал самосовершенствованию, вытачивая игральные кости из костей обрезков.

Раньше покойники поступали с деньгами во рту, и он чувствовал себя человеком в любой компании, а теперь народ оскотинился, даже рубля рваного в рот не положит жмурику, не говоря