о серебряном долларе. Падение нравов, сокрушался он, приходиться самому заботиться о пропитании. Одно время он пробавлялся золотыми зубами, но потом и это прекратилось: пошли либо совсем без зубов, либо с фарфоровыми. А кому они здесь нужны?

— В общем, обстановка складывается нездоровая, коллектив распадается, а с кремацией на том свете… — Валет показал вниз, имея в виду мир Фомы. — Дело может дойти даже до революции, инволюции то есть!

— Это как? — удивился Фома.

— Обратно покойников понесем! — пригрозил Харон. — Небось сразу деньги в рот пихать начнете, черти потусторонние!..

Прозерпина пускала ему дым в лицо из мундштука, приглашая на паровоз. Возможно, это был знак особого расположения, но главное, он снова был за столом. Танатос раскатисто хохотал, непонятно над чем, Керби смеялся, как лаял и вместе они напоминали двух перебрехивающихся пустолаек у помойки.

Вероятно, вид у Фомы был взъерошенный, потому что лорд, отсмеявшись, заметил:

— Я же говорил, вам понравится!

— Нисколько!

— Ну что вы, граф, бросать нельзя, играть нужно до конца. Пока вы играете, Мэя не перейдет черту… с вашей помощью…

— Что у нас с вином? — поинтересовался Танатос в пустоту, и в то же мгновение оттуда появились новые хрустальные бокалы, старые, так же мгновенно, исчезли.

— А почему я должен вам верить?.. — Погладил Фома пузатое стекло, которое холодностью своей напоминало ему воды реки забвения, где он умыл руки, после перемирия с Хароном. — Орфею тоже было обещано.

— Заладили: Орфей, Орфей!.. Что вам этот шарманщик? Он сам во всем виноват, не сдержал слова!

Следующая карта легла перед королевой, но она её даже не открыла. Значит, его «не было» всего несколько мгновений. Это успокоило Фому, время он не теряет, да еще и видит Мэю. Несмотря на фантасмагоричность видений, он был склонен верить в их реальность.

Заметил он также, что за соседними столами прекратили игру и публика столпилась вокруг них, правда, на благоразумном расстоянии, не входя в круг света, обозначенный зеленоватым абажуром, который царил над столом. Изредка из темноты выглядывало лицо с неестественно расширенными глазами, словно кожу с лица стягивали на затылке узлом, или вдруг показывалась рука, прозрачная, как воск и делающая какие-то странные знаки в черно-желтой взвеси света и мрака.

Кербер улыбнулся собачьей пастью, снова читая его мысли:

— Здесь все по правде, граф, никакой подтасовки! Правда, ваша светлость?..

Он тайком показал карту Фоме, это была пиковая шестерка.

— А поверить в это можно, только увидев картинку, да? — многозначительно добавил он.

— Должен ли я вам отвечать? — поднял брови Фома, и Кербер схлопотал от королевы еще раз.

Он огненно взглянул на Фому и тому на секунду показалось, что он увидел оскаленную морду пса.

— Так, играем! — оборвал их забавы лорд. — Керби, место! Прози, ты играешь?

— Да, — ответила королева, хотя картой даже не поинтересовалась.

Фоме уже начинала нравиться эта несчастная женщина, ледяную тяжесть перчатки которой он чувствовал на щеке до сих пор…

— Играю…

Лорд, небрежно поинтересовавшись своей картой, стал сдавать дальше. Кербер долго сопел, перед тем, как взять карту, зачем-то вынул из-за пазухи портмоне с человеческими ушами с обеих сторон, заглянул туда несколько раз и лицо его расплылось в умильной улыбке, только собаки могут так улыбаться.

— Моя семья! — показал он Фоме фотографию каких-то дворняжек.

— А карта, блин! — выругался он на новую сдачу. — Чтоб тебе жена так давала!..

Он моментально опомнился и побледнел, глядя расширенными от ужаса глазами на своего хозяина, гадая, какая будет реакция.

Реакция была, и он с визгом нырнул под стол, уворачиваясь от массивного бокала.

— Если бы у меня была жена, Керби! — предупреждающе процедил лорд, бросая карту Фоме и снова выразительно посмотрев на Персефону. — Если бы она у меня была!.. Вылезай, пес шелудивый!

Кербер с виноватым видом полез обратно, но при этом попробовал заглянуть в карту графа. Нырком. Все это было похоже на хорошо разыгранный спектакль. Но Фома был начеку.

— Керби! — окрик хозяина был, как хлыст.

— Поддерживаю! — немедленно рявкнул тот, посмотрев на свою карту.

— В смысле, играю, — поспешно добавил он, под испепеляющим взглядом лорда и еще раз посмотрел на фотографию, как верный муж, собирающийся поверить прочность семейных уз диким адюльтером.

Однако, уже через секунду, пиная Фому под столом, показывал ему тайком новую карту: мол, полная фигня — семерка пик!

— Ваше слово, граф!..

Фома посмотрел на карту с некоторой опаской. Опять валет!..

— И-ии! — тонко и свирепо возопило перед ним трехголовое чудище, без всякого подобия, пусть мертвой, но улыбки лилового Харона.

Оно даже не спрашивало, кто такой Фома, откуда и зачем. Разноцветные головы хищно покачивались на единственной шее, щеря страшные пасти: верхние зубы заходили за нижние и рвали губу, она все время кровоточила, но какой-то темной жидкостью с зеленоватыми сгустками, сгустки пузырились и лопались, наполняя воздух зловонием. Изо ртов постоянно высовывались чьи-то руки и ноги, но чудовище сглатывало их с отрыжкой нескрываемого и непобедимого гастрита.

У Фомы волосы встали дыбом, от такого красавца. Сцилла! Анатомический каламбур!.. Кажется, каннибализм поразил все Нижнее Царство и каждый его служащий нарезал от трупов все, что мог. Умирать становилось страшно — что с нами будет?! Какая жизнь после смерти, Р.Моуди, что ты там написал?!

На шее монстра болталась связка черепов, нанизанных на кишки какого-то несчастного, который орал благим матом, а руками валет размахивал, словно палицей, огромным незакоченевшим трупом, без ноги, еще один труп он нес на плечах, видимо, про запас.

Мелькнула Мэя. Или показалось?.. Но раздумывать было некогда: Ирокез не появлялся и, видимо, не появится совсем, а урод неумолимо приближался, правда, тоже без оружия. Да и зачем ему оно?

Маленькие глаза всех трех голов впились в Фому