В течение следующих недель русские постепенно оттесняли одну за одной дивизии Штайнера. К 16 апреля 1945 года, когда русские приступили к выполнению запланированной широкомасштабной наступательной операции, целью которой была столица Третьего рейха Берлин, в составе 11-й армии оставалось лишь 3 боеспособные дивизии. Одна из них, 18-я моторизованная дивизия, в тот же день была переброшена на берлинский участок фронта обороны. Два дня спустя 11-я моторизованная дивизия «Нордланд» была направлена в уже осажденную столицу, а бригада СС «Недерланд» была брошена в южном направлении к Берлину для организации отпора наступавшим русским частям. В конечном итоге «Валлония» понесла ужасающие потери при попытке обороны плацдарма у Альтдамма, а уцелевшие отступили в Мекленбург. Согласно описанию самого Штайнера: «Я стал генералом без солдат»[442].

Одновременно Гитлер, находясь в превращенном в развалины Берлине, полностью утратил контроль над обстановкой, поскольку не получал достоверной информации с фронтов. Первоначально он собрался покинуть Берлин в день своего рождения (20 апреля) и вылететь в Оберзальцберг, чтобы руководить обороной из «Альпийской крепости», но на одном из оперативных совещаний, проводимых в тот же день, отказался покинуть столицу. На совещании присутствовала вся нацистская верхушка – Гиммлер, Геринг, Геббельс, Борман, Риббентроп, Шпеер, а также высшее военное командование – Кейтель, Йодль, Кребс, Бургдорф и Дёниц. Они уговаривали Гитлера покинуть полностью разрушенный и окруженный город, однако он надеялся, что Берлин все еще удастся отстоять. Хотя согласился на создание двух разных ветвей командования на случай, если Германия окажется расколотой надвое после соединения войск союзников и Красной армии. Адмиралу Дёницу поручалось командование германскими силами на севере, а Гитлер, не исключая возможности все же направиться на юг страны, рассчитывал взять командование силами юга Германии на себя[443].

Но до того, как события развернутся подобным образом, фюрер вопреки всему надеялся прорвать кольцо окружения Берлина. Пока он вынашивал планы спасения столицы Третьего рейха, большинство из представителей верхушки выбрались из Берлина: Дёниц, Гиммлер и Шпеер направились на север, а Геринг и Риббентроп – на юг. С фюрером оставались лишь Геббельс, Борман и генералы. На следующий день, 21 апреля 1945 года, Гитлер представил свой план: 9-я армия Буссе, удерживающая линию обороны на Одере юго-восточнее Берлина, разворачивается и наступает на Берлин; 12-я армия Венка, удерживающая фронт от натиска американцев на Эльбе юго-западнее Берлина, также разворачивается и наступает на Берлин, а обергруппен-фюрер СС Штайнер ударит своей 11-й армией[444]из Эберсвальде севернее Берлина на юг к городу. Так как и 9-я, и 12-я армии вели тяжелейшие оборонительные бои, Штайнер должен был приступить к выполнению распоряжения немедленно, а остальные силы должны были присоединяться к нему по мере высвобождения. Иными словами, весь имеющийся в наличии личный состав в районе севернее Берлина надлежало направить к Штайнеру на поддержку его наступления. И Гитлер стал лихорадочно сочинять какие-то приказы[445].

Однако Гитлер пребывал в состоянии, которое Тревор-Ропер охарактеризовал как «мир грез… Его приказы никакого отношения к реальности не имели. Он передвигал по карте воображаемые батальоны, выдавал какие-то замыслы, планы, диспозиции, но войска, которыми он оперировал, существовали лишь на бумаге»[446]. Да, была 11-я армия под командованием Штайнера, но к тому времени ее уже раскидало ураганом сражений последних недель. И на момент издания Гитлером его «приказов» упомянутая 11-я танковая армия представляла собой горстку солдат и офицеров да штаб, отчаянно пытавшийся сколотить боевые группы из моряков кригсмарине, солдат люфтваффе и вообще из всех способных держать в руках оружие.

Но Гитлер, невзирая ни на что, продолжал рассылать приказы – необходимо мобилизовать гитлерюгенд и послать Штайнеру в качестве подкрепления, «немедленно передать под командование обергруппенфюрера СС Штайнера солдат охраны личного дворца Геринга Каринхалле», начальник штаба люфтваффе Карл Коллер получил устный приказ от Гитлера «без промедления передать Штайнеру личный состав всех наземных служб. Каждый командир, кто в течение пяти часов не выполнит данный приказ, будет расстрелян. Вы лично отвечаете головой за то, чтобы все до единого были переданы Штайнеру».

Когда Коллер созвонился с бункером Гитлера доложить о том, что, дескать, дал соответствующие распоряжения, Гитлер, в странном возбужденно-эйфорическом состоянии, принялся заверять его, что, дескать, все еще переменится в лучшую сторону: «Вы увидите, у ворот Берлина русские потерпят самое сокрушительное и кровавое поражение в своей истории». Однако всему ближайшему окружению Гитлера было ясно, что он поставил слишком много на успех наступления Штайнера.

Пока Гитлер ждал сводок об успешном продвижении Штайнера, русские, прорвав внешнее кольцо обороны города, вошли в северные пригороды Берлина. Утром 22 апреля, невзирая на постоянные звонки из бункера, никаких достоверных сведений о броске Штайнера так и не поступило. Из Хоэнлихена, правда, позвонил Гиммлер и заверил, что, мол, наступление началось, но штаб люфтваффе докладывал, что ничего не начиналось. В конце концов к полудню достоверные сведения все же поступили – Штайнер так и не перешел в наступление, поскольку ни одно сколоченное наспех по приказу фюрера соединение в его распоряжение так и не поступило. Но, успокаивал он своего фюрера, завтра он точно начнет атаковать. Естественно, если подтянутся войска.

Эта новость добралась до Гитлера как раз во время оперативного совещания в полдень. Он был уже на грани истерического припадка, это понимали все из его окружения. Так и произошло – в течение следующих пяти часов фюрер буйствовал. Наступал конец. Он уже не мог продолжать осуществление верховного командования войсками. Он лично умрет в Берлине, а все, кто хочет, могут отправляться на все четыре стороны[447].

Эта драматическая сцена описана не раз. Все отчеты основываются главным образом на расследовании Тревора-Ропера, которое, в свою очередь, опирается на свидетельства многочисленных очевидцев – участников знаменательного совещания в бункере Гитлера[448]. Во всех опубликованных материалах однозначно утверждается, что на решение Гитлера остаться в Берлине повлиял провал наступления Штайнера. Но никто из исследователей не предпринял попытки глубинного анализа истерического припадка Гитлера, сменившегося полнейшей апатией. Вероятно, все считают само собой разумеющимся, что именно крах Штайнера послужил единственной причиной, другой, дескать, и быть не могло. Но провалы военных операций случались и прежде. И не раз, и не два. Более того, Гитлер вообще не склонен был связывать свой настрой с обстановкой на фронтах. И вплоть до 30 апреля – дня самоубийства – Гитлер продолжал вынашивать планы прорыва блокады Берлина.