Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Елена находилась как раз в окружении своих друзей, не считая Никиты, который успел напиться и осоловелым взором лицезрел Белосельского.
— Я прошу меня извинить, — произнес Белосельский громким и не допускающим возражения тоном, — за то, что я прерываю ваше торжество, но бывают минуты, когда мужу и жене необходимо переговорить друг с другом по неотложному делу. Поэтому прошу всех удалиться.
Елена смерила мужа уничтожающим взглядом. Затем перевела свой взор на бесполезных «циклопов», которые приходили в себя после изрядной встряски. Пока гости расходились, Белосельский не произнес ни звука.
— Поздравляю тебя, — воскликнула Елена, — ты сегодня груб как обычно! Ведешь себя как животное! В чем провинились мои друзья… мои телохранители, например? Тебе хочется и их избить?
Белосельский стал на нее надвигаться, а Елена ощутила, как озноб пробежал у нее по спине.
— Значит, это ты все спланировала?
— Хочешь меня ударить?
Белосельский улыбнулся.
— Ты хочешь меня спровоцировать? Я знаю, это ты заварила кашу с арестом и придумала весь фарс. Ты и твой муженек.
Губы Елены искривила презрительная усмешка.
— То есть ты считаешь, что можно проделывать подобное, а затем спокойно праздновать, как ты сейчас только что сделала? Ты вообще задумывалась о последствиях такого шага?
Она рассмеялась ему прямо в лицо истеричным смехом, в котором не было и тени сожаления или раскаяния.
— Ты должен был узнать, что это за замарашка!
Белосельскому стоило большого труда взять себя в руки.
— Последствия будут весьма серьезны. Напрасно ты улыбаешься.
— А что ты сделаешь? Со мной, с нами?
— Мы тебе раскрыли глаза, — попробовал заступиться за нее Никита и уже привстал из-за стола, но Белосельский заставил его сесть обратно.
— Я сейчас скажу, что будет. Во-первых, я так понимаю, что вы забыли о том, кто я такой и каковы мои возможности. Во-вторых, я так предполагаю, что вы решили стать моими врагами. В-третьих, мне надоело терпеть ваши выходки, угождать вашим капризам.
Никита попробовал возразить, но Белосельский ему сказал:
— Тебя создал я. Я сам позволил тебе вести такую привольную жизнь. А как ты мне отплатил? Что от тебя требовалось? Развлекать мою жену и держать ее на удалении от меня! Ты с этим справлялся вроде бы успешно, пока не перешел всякие границы дозволенного… Я обращу тебя в былое ничтожество. Ты будешь опять работать стриптизером в третьеразрядном клубе в захолустной глубинке.
— Это исключено.
— А что касается тебя, то никаких акций моей компании ты не получишь. Можешь забыть о ней навсегда. Да и развод дашь мне очень скоро. А наша дочь от тебя уедет в Санкт-Петербург и поступит там в институт. Она будет учиться, вместо того чтобы разъезжать на автомобилях по ночам, слоняться по клубам и находиться под влиянием матери, которую гложет ревность.
— А кто тебе дал право распоряжаться судьбой нашей дочери? И тем более моей?
Белосельский улыбнулся.
— У меня есть все права. И я не обязан ни перед кем отчитываться.
Никита опять попытался возразить, но Белосельский дал знак, и Самина схватила наглеца и прижала коленом к полу.
— Ты поедешь в Тверь…
— Это похищение? — спросила вне себя Елена.
— Я тебе найду другого, — с насмешкой отвечал Белосельский, — к тому же, одна ты не останешься. У тебя же так много поклонников. Ты же такая неотразимая, чего тебе волноваться?
— А Ирина?
— Поедет в Санкт-Петербург учиться, главное, чтобы она была лишена твоего влияния.
— Она не захочет ехать.
— Ее никто и спрашивать не будет! — возразил Белосельский.
— Я на тебя подам в суд.
— Делай что хочешь, а сейчас я забираю у тебя дочь, пока ты окончательно ее не испортила.
Елена попыталась дать ему пощечину, но была остановлена Виталием и Дарьей.
— Ты жалок, ты даже себе не можешь представить, насколько ты жалок… ты думаешь, ты чего-то добился своим поведением? Все узнали о твоих нездоровых фантазиях в отношении несовершеннолетних девочек! Ты знаешь, как это называется? Твоей репутации будет нанесен весьма ощутимый ущерб.
Белосельский повернулся к ней спиной и поспешил покинуть «поле боя».
Иногда Белосельский совершал небольшие пешие прогулки по вечернему городу. Лиза почти всегда его сопровождала. В минуты мрачного настроения Белосельский погружался в тягостные размышления, от которых было только одно спасительное лекарство — присутствие любимой девушки. Они шли вдоль набережной; река замерзла и походила на ледяной пояс, окаймлявший город. Хлопья снега слегка обжигали лицо, но он этого не чувствовал. Щеки Лизы раскраснелись, а глаза вспыхивали озорным огоньком. Где-то позади двигались неизменная Самина и Виталий, впрочем, их не было видно так явно.
— Так странно, — говорила Лиза, — мне сначала казалось, что я никогда не привыкну к тому, что кто-то идет позади меня, точно следит… Но, видишь, теперь я почти не замечаю этого.
— Самина всегда рядом. Зачастую она бесплотна как тень и неумолима как амазонка.
— Одно время я ревновала тебя к ней… где-то глубоко в душе… но потом лучше поняла ее отношение к тебе.
— Ты не замерзнешь? — спросил он, меняя тему разговора.
— В этой шубе? Конечно нет.
Она крепче прижалась к нему.
— Нет… мне нравится этот город… ведь здесь я встретила тебя. Кто знает, что стало бы со мной, если бы мы не встретились?
— Да, были сильные морозы… я помню тот вечер.
— Я была ужасно голодна, напугана.
— Это я распорядился поставить волонтеров, доставить питание… Видишь, если бы не мои действия, мы бы и не встретились.
— Даже думать об этом страшно.
— Я вообще хочу увеличить количество волонтеров. Волонтеры практически незаменимы. Видишь ли, предстоят еще суровые холода, и у очень многих нет нужных вещей…
— Тебя всегда заботят судьбы других людей, Алексей. В мире больше нет такого благородного человека, как ты. Тобой нельзя не восхищаться… нельзя не любить…
— Все не так уж радужно, очень многое из того, что я делал, загублено. Я имею в виду фонды, всякие взносы.
— Почему, Алексей?
— Людям не всегда можно доверять. Как только у них оказываются крупные суммы на руках, они тут же отбирают львиную долю в свою пользу. Все идет гладко, когда я сам контролирую и лично наблюдаю за тем, как закупается продовольствие, вещи, товары… В остальных же случаях человек всегда остается человеком. Я иногда задумываюсь: стоит ли вообще верить в честность и доверие? Я знавал много честных людей, но деньги испортили их. Меня всегда предавали… но, может, и не стоит требовать от человека слишком много?