пестрые плакаты и кумачовые лозунги, написанные меловыми, осыпающимися белой пылью буквами, выглядевшими среди этого оголенного неуюта странно и чужеродно.

Все скрашивала живая, проносившаяся в цветном водовороте толпа, и Андрей с минуту стоял, жмурясь от света, выискивая глазами Тосю, пока не увидел знакомую голубенькую косынку, крутившуюся, как цветок, в потоке танцующих. Она пробилась к нему навстречу, светясь улыбкой. Андрей подхватил ее и повел. Он не сразу подключился к общему ритму, двигаясь судорожными рывками, кого-то оттирая плечом, но скоро нашел свое место в водовороте толпы, стал ее живой и упругой частицей. Он не слышал, о чем его спрашивала Тося, и если разбирал, то отвечал односложно и отрывочно, весь еще во власти недавней ссоры. Казалось, он легко и бездумно сбросит эту тяжесть с себя в беспорядочной толчее танца. Кружили мимо загорелые, веснушчатые, бледные, озорные, а то и не в меру строгие, как бы застывшие лица, будто люди не танцевали, а исполняли какую-то нудную и тяжелую работу, рябило в глазах от плакатов, визжала джазовая пластинка, жарко и бурно дышала, гомонила толпа, но на душе Андрея не становилось легче. В нем по-прежнему росла и ширилась тревога, мешавшая ему целиком отдаться танцу. Судорога, охватившая спину там, у входа, прошла, страха как будто не было, но не было и уверенности, что все сегодня кончится спокойно, что ему нечего опасаться… Он не боялся драки, но было как-то нелепо и дико ему, офицеру, связываться со шпаной, а позже, когда составят акт и он дойдет до училища, доказывать кому-то, что он защищал свою воинскую честь, а не был в обычной хулиганской свалке…

Кружась по залу, Андрей изредка поглядывал на дверь. Ему не терпелось посмотреть на гнусавого на свету, чтобы заранее примериться, с кем придется иметь дело, если затеется драка. Но беспокоил его не только гнусавый, Андрей не видел своих ребят из лагеря, не видел пока Ивана. Да и появись тут Иван, им вдвоем было бы не под силу сладить с целой ватагой. Однако куда же он все-таки запропастился? А не этот ли парень, что застыл сейчас на пороге, гнусавый? Нет, у того, кажется, темная челка на лбу, а этот светловолосый, голубоглазый и, похоже, не из их компании…

Радиола зашипела и умолкла, и пары распались. Тося побежала менять пластинку, а он прислонился к стоявшей торчком скамейке у стены, не спуская глаз с двери. Он чувствовал, как напрягаются до одеревенелости в нем мускулы, как растет внутри сосущий холодок, и уже боялся сознаться, что страшится того, что назревает в пыльном и спертом воздухе зала. Может быть, он был излишне мнительным, но ему уже казалось, что кто-то сговаривается где-то поблизости у него за спиной, ловил чьи-то напряженно-внимательные взгляды и все относил только к себе. Стоило ему повернуться, и он ощущал затылком, спиной, до крайности обостренным слухом это медленное и неотвратимое нагнетание опасности, копившейся как духота перед грозой…

Снова заиграла радиола, Тося вернулась к нему, тронула его за плечо:

— Ты что? Что-нибудь случилось?

— С чего ты взяла?

Он через силу улыбнулся ей, подумал, что надо бы предупредить ее на всякий случай, но тут же отмахнулся от этой трусливой мысли.

— Странный ты какой-то… и бледный, — Тося настороженно и пытливо всматривалась в его лицо. — Ты не поцапался с кем-нибудь по дороге, а?

— Брось, не выдумывай!

Он сам удивлялся тому, что им овладевает какой-то отчаянный азарт, приступ беспричинного веселья, как будто он уже заранее смирился с тем, что драка должна произойти, поэтому нечего зря волноваться — чему быть, того не миновать. Важно только, чтобы она не захватила его врасплох…

— Ты меня извини, Тось… Я сам не знаю, как надрался. Честное слово… Выпил сущую ерунду, а свалился… Мы как пошли в Белый Омут, не успели поесть…

— Потом покаешься. — Она, кажется, не верила его наигранному веселью. — Ты меня не обманываешь? Тебя никто не встречал около клуба? Правда?

— Да будет тебе! Вот привязалась!.. Давай лучше пройдемся в этом вальсе… Вроде что-то новенькое, а?

— Поставила новую пластинку, недавно купила в районе…

Он положил руку ей на плечо, размеряя, как ему влиться в водоворот танцующих, но к Тосе пробилась сквозь толпу конопатая девчонка, отвела ее в сторону и что-то зашептала на ухо. Тося нахмурилась, в детском лице ее появилось выражение тоскливой напряженности, почти испуга. Но вот она встряхнула светлыми кудряшками и, сказав что-то девчонке, отдалась на волю танца. Она танцевала удивительно легко, без малейшего усилия, угадывая каждое движение Андрея. Но сейчас она плохо подчинялась его руке, закинутой за спину, скользила, как слепая, частенько сбивалась с ритма. И едва они вырвались на свободный уголок, как она наклонилась к его плечу и зашептала жаркой скороговоркой:

— Уходи сию же минуту из клуба! Слышишь?.. Уходи!

— Это еще что за новости? — Он все понял, но сделал обиженный вид. — Почему ты гонишь меня? Я ведь могу и обидеться!

— Тебя сегодня собираются бить, понял? Я тебя прошу… Иди за сцену — там запасной выход, ключ я оставила в двери… Предупреди своих и убирайся!

— Ах, вот как?.. А за что меня будут бить? Может быть, тебе и об этом известно? — Он нес уже что-то несуразное, но не мог остановиться. — Давай тогда я уж переоденусь в твое платье и дам драпа по всем правилам, чтобы меня никто не узнал!

— Андрей! Я тебя серьезно прошу! — Голос Тоси начал дрожать. — Если хочешь знать, за что тебя собираются бить, спроси у тех, кто тебя недавно стращал… Не упрямься, прошу тебя…

— А разве эта шантрапа собирается меня четвертовать? — не унимался Андрей. — Может быть, они из меня еще сделают жаркое? Долго ли им развести костер и зажарить одного курсанта?

— Ты глупый или умный, Андрей? — Тося терялась перед его упрямством. — Люди, когда они напьются, хуже скотов! А они сегодня под мухой… И кому ты что докажешь своей смелостью?

Чем больше умоляла его Тося, тем Андрей становился злее и неуступчивее. С какой это стати он будет позориться и скрываться запасным ходом? Хорош вояка, ему еще кулак не показали, а он уж дал деру! Чуть не залез под женскую юбку от страха!

Он убеждал себя в том, что поступает единственно верно, как подобает будущему офицеру, но в то же время сторожко поглядывал по сторонам, выискивая защитные гимнастерки. Но сегодня их было на редкость мало. Четверо сидели с девчатами у стены и лузгали семечки, было еще двое курсантов: один кургузый, плотно сбитый паренек