Андрея, как доску от забора, и швырнул в сторону. Его заметили не сразу, и он разбросал нескольких парней, когда почувствовал, что на него навалились трое — один кинулся на спину, придавил ее пятипудовым мешком, другой выкручивал назад правую руку, третий заламывал левую и бил тычками головой по лицу. На миг ему показалось, что он теряет сознание, но нужно было, видимо, хлебнуть хлынувшей из носа крови, чтобы прийти в яростное и бешеное состояние, когда его сила утраивалась. Он стряхнул парня со спины, лягнул левого, отбрасывая его сильным пинком к стене, боднул третьего головой, опрокидывая навзничь, и двинулся на помощь Векшину, на которого опять наседал парень с челкой — будто у него с Андреем какой-то особый счет, поэтому он не отлипал от него, бил мстительно и зло. Иван нанес парню, всей силой корпуса, удар в челюсть, и тот стал медленно запрокидываться назад, грохнулся об пол, бессильно раскидывая в сторону руки. Перешагнув через него, как через бревно, Иван начал пробиваться к трем солдатам, которых прижали к стене и били, не давая распрямиться. Но вот кто-то из них, догадавшись, сдернул с себя ремень с большой металлической пряжкой и стал хлестать ею направо и налево, его товарищи тоже сорвали с себя ремни, нападавшие немного попятились, но ненадолго, потому что трое из них обошли сбоку, прыгнули на сцену и свалились сверху, сбили их с ног. Когда Иван добрался до солдат, кулак его весь был в крови, в чужой или своей, он не знал. На мгновение он увидел Катю — она летала по сцене, как раненая птица, с искаженным болью и страхом лицом, кричала надсадно, потерянно и жутко. Он хотел окликнуть ее, чтобы она не плакала, сейчас все кончится, но в эту минуту над головами дерущихся блеснула на свету пустая бутылка, и, схватив подвернувшуюся под руку табуретку, он разнес ее вдребезги…

Внезапно погас свет, а может быть, его нарочно выключила Тося, чтобы остановить драку, но и в темноте еще какое-то время раздавались хрип, хруст, чавкающие удары, рвущий ушные перепонки визг. Казалось, в утробе зала бьется и корчится какая-то случайно попавшая в сети чудовищная рыбина, бьется обреченно и бессмысленно, уже не в силах вырваться на волю…

Но вот вся орава — кричащая, воющая, бесноватая от злобы, шальная и дикая — выбросилась на улицу, как из горящего дома, и драка вспыхнула с новой силой. Пьяные ломали уцелевшие молодые деревца, отрывали штакетины от забора, прямо с гвоздями, и лупили по спинам и головам.

Каргаполова прижали к каменной стене клуба, и он уже не дрался, а оборонялся из последних сил, ничего не видя заплывшими глазами, нанося удары вслепую разбитыми, с содранной кожей кулаками.

«Только бы не покалечили штакетиной с гвоздем!» — лихорадочно соображал он и все норовил уберечь голову, увернуться, не подпустить близко тех, кто размахивал в темноте палками или штакетинами, и вдруг почувствовал пронзивший все тело ожог в правый бок.

— Андрей! Катя! — закричал он с отчаянием и ужасом или только хотел крикнуть, потому что уже не было сил кричать, и схватился руками за рану, ощущая, как бьется, пульсируя, из-под пальцев теплая кровь.

А парни все колотили его, не переставая, пинали ногами, гвоздили штакетинами и палками, и если бы не эти удары, то он свалился бы без чувств им под ноги. Его хватило лишь на то, чтобы вдохнуть глоток воздуха и выплюнуть тяжелый и соленый сгусток крови в сопевшие, мокрые от пота, оскаленные хари.

— Суки!.. Подонки!.. Порезали меня!.. Твари!..

Вдруг, поняв, что он не страшен им, они разом отвалились от него и бросились во все стороны. А Иван, зажимая рану, сделал несколько вихляющих шагов и повис на жердях забора.

«Надо бы найти Катю, — подумал он, но тут же отказался от этой мысли: пока он будет искать ее в этой суматохе, в этой еще орущей и сумасшедшей толпе, он потеряет много крови. — Лучше сразу пойду на медпункт, он где-то здесь, поблизости».

Он брел, спотыкаясь и передыхая, по-прежнему ощущая горячий ток крови, хлюпавшей уже в сапоге. На опушке, за аллеей вековых лип, он увидел низенький домик медпункта; незрячие окна его тускло отсвечивали в темноте. Он еле доковылял до него и, боясь напугать сестру, робко стукнул в крестовину окна. Никто не отозвался.

«Наверно, спит, — подумал он. — Умаялась за день. Как же быть?» Он как будто лишь сейчас понял, зачем пришел сюда, и, уже не отдавая себе отчета, забарабанил по окну что было сил. Створки тут же распахнулись, и в черном проломе показалась голова в белом платке.

— Ты чего это фулиганишь? — сердито забубнил старушечий голос — А то я живо вон к Мелешкину слетаю!.. Он тебя враз спроводит куда следоват…

— Мне бы сестру, бабуся…

— Опять морду, поди, кому расквасили?.. Ни одной субботы нет спасенья! Господи!.. А сестра роды побегла принимать у Митрохиных!.. Дуська первеньким разрешается…

«Дуська! При чем тут Дуська?» — хотел спросить Иван и опустился на траву под окном, ноги уже не держали его.

— Порезали меня ножом, бабуся… Кровь бы остановить…

— Ах ты, беда какая! — Старуха словно сейчас очнулась и жалостливо запричитала: — Да за что это они тебя, душегубы окаянные? Вот наказанье-то, господи!.. Да я же, милок, ничего сотворить не могу… Рази за сестрой ударюсь, а ты пока потерпи…

— Не бросит же она там человека!

— А может, он давно народился и криком кричит? А все едино встречь побегу, все быстрей…

Платок исчез, будто его и не было, старуха даже забыла прикрыть створки, и из глубины повеяло запахом карболки. Иван прислонился спиной к завалинке, закрыл глаза, кровь под рукой все время сочилась, там было горячо и липко, он боялся отнять руку.

«А может быть, лучше к парому? — подумал он. — Там и паромщик, и охотники с машиной… Они могут быстро довезти меня в лагерь или в районную больницу, и все будет в порядке… У меня же ничего страшного — обыкновенная рана, и только… Ее зашьют, и через неделю заживет».

Он с трудом поднялся и пошел от ствола к стволу, углубляясь в аллею, но ноги не слушались его, то и дело подгибались, и он снова сел на траву.

«А если со мной что-то более опасное? — спросил он себя. — Но тогда бы я лишился сознания… А я ведь все понимаю, думаю, дышу, значит, ничего страшного… Лишь бы не потерять много крови… Хотя в больнице есть кровь, и они спасут меня! Спасут!»

Кружилась голова, боль в боку стала