Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через несколько минут чавканье прекращается. Краем глаза замечаю банку с тремя рыбками. Качаю головой. Мейсили подталкивает мне банку. Я так голоден, что беру ее.
– Это из-за твоего плаката? – спрашивает она все еще напряженным голосом.
Думаю, она имеет в виду, что я избегал столкновения с распорядителями из-за того потрясающего заявления, которое намерен сделать.
– Хотел бы сказать, что да, только, боюсь, дело не в этом. Не знаю, что на меня нашло. Как будто программа какая-то сработала, и я спасовал. Зато ты справилась.
– Я к тебе несправедлива. Ты свою часть выполнил. С Луэллой на колеснице, потом единица за тренировки. И я подозреваю, что ты неспроста так скрытничаешь. – Мейсили смачивает носовой платок и вытирает руки. – Знаешь, если бы мы начали выбивать распорядителей до того, как сюда попали, у нас мог бы быть шанс.
Вспоминаю эпизод с ножами на тренировке, думаю о стране в целом и о том, что мы просто подчиняемся Капитолию. Почему? Вести такой разговор перед камерами я не намерен, поэтому вылизываю последние капли масла и оттираю слизь со штанов. Хорошо хоть не воняет, не прожигает кожу и не затвердевает; пожалуй, ничего невинней на арене не видел.
Мейсили потихоньку успокаивается. Решаю дать ей на отдых еще пять минут, а потом настаивать на лабиринте. Она разглядывает паутину на кусте.
– Смотри, с каким мастерством сделано! Лучшие ткачи в мире.
– Вот уж не думал, что ты к ней прикоснешься.
– Обожаю все шелковистое! – Она трет нити между пальцами. – Мягкие, словно шелк, как кожа моей бабушки. – Мейсили открывает медальон, висящий у нее на шее, и показывает фото. – Вот она, всего за год до смерти. Ну разве не красавица?
Рассматриваю смеющиеся глаза с хитринкой, глядящие из сеточки морщин.
– Конечно. Еще и добрая была. Иногда совала мне тайком конфеты.
Мейсили смеется.
– Не только тебе. Ей за это влетало. – Она берет медальон в ладони и рассматривает. – Никто не любил меня больше нее. Я всегда надеялась, что в старости стану такой же. Видно, я никогда не состарюсь.
– Кто знает.
– Только не после сегодняшнего. – Мейсили кусает губу. – Когда мне было страшно, бабушка говорила: «Все хорошо, Мейсили, то, что можно отнять у тебя, и гроша не стоит!»
– Знаю эту песенку. Ленор Дав ее поет.
– Это песня? – Мейсили улыбается. – Твоя девушка полна сюрпризов. Как бы она нас не опередила!
– Каким образом?
– Никаким. – Мейсили захлопывает медальон и встает. – Пошли, наведаемся к вашей изгороди, мистер Эбернети.
– Что ж, в путь, мисс Доннер. – Я отламываю ветку от ближайшего дерева, которое выглядит знакомым. – Держи.
– Что мне делать?
Вынимаю паяльную лампу, зажигаю ветку и киваю в сторону зарослей.
– Будешь на подстраховке. Жги все, что летает. Готова?
– Как всегда.
Я пробираюсь через кустарник, иду прямиком к тому месту, где мы предприняли прошлую попытку. Зажигаю лампу и прорезаю прямую линию от плеча к земле. Листва загорается, начинают сбегаться божьи коровки. Подходит Мейсили, размахивает факелом. Переродки вспыхивают и взрываются, словно сушеная кукуруза в горячем масле. Прорезаю еще одну линию, параллельную первой, в паре футов справа. Жуки слетаются со всех сторон. Мейсили вычерчивает факелом круги и распевает:
Божья коровка, божья коровка,
Домой улетай, дом свой спасай,
Сгорели все детки, кроме малютки
По имени Джой, что под сковородой.
Я продолжаю выжигать кусты, водя пламенем вправо-влево. Поднимается вонь от поджаренных насекомых, химикатов и жженого сахара, трещит листва, и панцири жуков вторят нашей песне. Кустарник выделяет изрядно тепла, но мы все двигаемся вперед, прорезая тоннель. Вскоре с другой стороны начинает проглядывать дневной свет.
– Почти добрались! – кричу я Мейсили.
Пламя угасает. Я налегаю на кнопку зажигания, и последний слой колючих листьев превращается в пепел. Бросаю пустую лампу и выхожу на ровный участок выжженной земли, который заканчивается обрывом. Позади меня появляется Мейсили, проводит факелом по стенкам тоннеля и поджигает последних жуков, затем тушит искры на своей тунике.
– Значит, мы дошли до конца?
Я подхожу к краю уступа. Отвесный обрыв высотой футов в сто упирается в площадку из острых камней, среди которых уютно устроилась огромная машина и мурлыкает, словно довольный кот. Генератор. Буквально рукой подать, но проще добраться до луны, чем до него. С моих губ срывается то ли стон, то ли вздох.
– Да, – говорю я. – Вот и конец дороги.
Глава 23
Мейсили подходит к краю обрыва и смотрит в каньон.
– Здесь арена кончается, Хеймитч. Пошли обратно.
Идея сломать генератор привела к очередному тупику. Как все это глупо – Игры, две неудачные попытки разрушить арену, превратности жизни в целом! Есть ли третий вариант, который я упускаю? Возможно. Вероятно. Но в голову ничего не приходит.
Самая яркая форма протеста, какую я могу придумать сейчас, – отказ вернуться обратно сквозь заросли. Мейсили не права: эта полоска земли вовсе не арена, она ничуть не красива. Если распорядители хотят меня убить, пусть делают это в настоящем мире, что тоже будет своего рода победой. Так или иначе, я их переиграю. Здесь хотя бы воздух свежий и солнце в правильном месте висит. В любом случае в их отравленную клетку я не вернусь!
– Нет, я остаюсь, – говорю я Мейсили.
Повисает долгая пауза.
– Ну и ладно. Нас теперь всего пятеро. Можем попрощаться и сейчас. Не хочу, чтобы мне пришлось с тобой сражаться.
Я тоже не хочу. И идея, что я помогу Мейсили или Велли тем, что продолжу участвовать в Играх, кажется смехотворной. Все мои союзники гибнут, в то время как распорядители в полной безопасности, несмотря на мои усилия.
– Пока, – говорю я.
Ее шаги удаляются.
Стреляет пушка. Резко оборачиваюсь, Мейсили тоже. Оба ожидали, что погиб кто-то из нас, поэтому не успеваем стереть с лица скорбь.
Мейсили сглатывает ком, стоящий в горле.
– Нас осталось четверо.
Она выглядит такой потерянной, что это сводит меня с ума. Может, нам лучше держаться вместе? Откуда мне знать? Такое чувство, что я вообще не в состоянии принимать взвешенные решения. Кажется, я не смог бы выбрать между яичницей и омлетом. Перед лицом сорока четырех мертвых трибутов плюс Лулу с Вудбайном уже ничего не имеет смысла.
– Уверена, что хочешь разделиться? – спрашиваю я.
В глубине души Мейсили явно чувствует