Впрочем, на этом вылазки Лавкрафта не закончились. Пятого августа он поехал на автобусе в Дедхэм, штат Массачусетс, чтобы посмотреть дом Фэрбенкса (1636), самое старое английское строение в Новой Англии. На самом деле автобус (водителем был некий А. Джонсон) направлялся к таверне «Красная лошадь» в Садбери (где происходит действие «Историй Уэйсайд-инн» Лонгфелло), и именно Лавкрафт предложил Джонсону сделать крюк. Не считая флигелей, пристроенных в 1641 и 1648 годах, в доме Фэрбенкса ничего не изменилось с момента возведения, и Лавкрафта это так сильно впечатлило (об этой поездке он написал небольшое чудесное эссе «Рассказ о поездке к старинному дому Фэрбэнкса в Дедхэме и в таверну „Красная лошадь“ в Садбери, в провинции Массачусетского залива»), что:

«В кои-то веки я позабыл о пристрастии к рациональному восемнадцатому веку и окунулся в зловещее и мрачное колдовство века семнадцатого. Никогда прежде я не видел дома, который настолько потряс бы мое воображение… Я прямо-таки слышал звук топора, доносящегося из покрытого сумраком леса сквозь три века, когда король Карл Первый еще не был убит в результате измены Круглоголовых и восседал на троне, а одинокое каноэ Роджера Уильямса и его попутчиков пристало к пескам отмели реки Мошассак у подножия холма, всего в четырех кварталах от того места, где я сейчас нахожусь».

И вновь обратите внимание на то, как остро воспринимает увиденное Лавкрафт и как активно работает его фантазия, порождающая такие необычные образы. Неудивительно, что в дальнейших своих произведениях он зачастую использовал многие подробности из путешествий. Таверну «Красная лошадь» (1683 и сл.) Лавкрафт тоже осмотрел с удовольствием (хозяином на тот момент был Генри Форд, «почтенный изготовитель экипажей»), однако самое сильное впечатление произвел старинный дом Фэрбенкса.

Тринадцатого августа Лонги оказались проездом в Провиденсе – они направлялись в Кейп-Код и взяли с собой Лавкрафта. В тот день они побывали в Нью-Бедфорде, где на барке «Лагода» расположен Музей китобойного промысла – Лавкрафт с интересом его посетил. На следующий день они добрались до Онсета на мысе Кейп-Код и остановились либо в гостинице, либо в съемных комнатах, а позже в тот же день успели осмотреть и другие окрестные города, включая Чатем, Орлеан, Хаянис и Сэндвич. Кейп-Код, по мнению Лавкрафта, оказался не так уж богат колониальными древностями и «не столь живописен, как обычно считается»65, однако он приятно провел время, особенно учитывая, что жилье и питание оплачивали Лонги. На следующий день они побывали в Вудс-Хол, Сагаморе и Фалмуте.

При этом лучшая часть путешествия пришлась на семнадцатое число, когда Лавкрафт впервые оказался в самолете. Полетать над заливом Баззардс стоило всего три доллара, и Говард ничуть не разочаровался: «Я осматривал землю с высоты птичьего полета, и местный пейзаж от этого только выиграл… Этот полет (который, кстати, набрал хорошую высоту) стал завершающим штрихом в превосходной поездке»66. Вполне ожидаемо, что полет произвел на Лавкрафта, человека с воображением вселенских масштабов, мощное впечатление, и повторить этот опыт ему мешала только нехватка денег – тогда он в первый и последний раз сумел оторваться от поверхности земли.

Еще одну поездку он совершил двадцать девятого августа, снова отправившись вместе с Энни Гэмвелл на их малую родину, в Фостер, где тремя годами ранее они завели новые знакомства. На этот раз они продолжили исследовать регион, уделив особенно внимание району под названием Говард-Хилл, где в 1790 году построил дом Асаф Филлипс. Говард и Энни повстречали людей, которые еще помнили Уиппла Филлипса и Роби Плейс, посетили места захоронения своих предков из рода Филипсов и заглянули в местные документы, которые помогли Лавкрафту заполнить некоторые пробелы в генеалогическом древе. Потом они двинулись в долину Мусап, где уже бывали в 1926 году, и Лавкрафт вновь с восторгом подметил, что регион совсем не меняется: «Здесь по-прежнему существует прекрасный маленький мирок прошлого, совершенно не тронутый мрачными волнами времени и революцией, мирок, в котором остаются давние традиции, чувства, семейный порядок и социально-экономический склад общества»67. Как жаль, что в наши дни такие места почти не сохранились!

На этом поездки Лавкрафта за 1929 год завершились, однако, как говорится, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. В Провиденс ненадолго наведывались друзья Говарда: в середине июня приезжал Мортон, в конце июня – Кук и Мунн, а в начале сентября – Джордж Кирк с женой68. Лавкрафт и сам стал Меккой для многих приятелей и друзей по переписке, связанных с любительской журналистикой, «странной» прозой и другими интересами.

В начале июля Лавкрафту пришлось биться над редактированием очередного рассказа Адольфа де Кастро, который в кои-то веки сумел заплатить заранее69. В сборнике работ де Кастро 1893 года это произведение выходило под названием «Автоматический палач», однако Лавкрафт изменил его на «Электрического палача». В ходе работы Лавкрафт сделал эту «странную» историю комической – речь идет не о пародии, а о смешении юмора и ужаса. Хотя сам он неоднократно (и, на мой взгляд, справедливо) заявлял, что не стоит соединять эти два жанра, лишь с помощью юмора можно было хоть немного разбавить монотонное творение де Кастро, изначально не обладавшее практически никаким потенциалом.

Глава компании просит безымянного рассказчика найти некого Фелдона, пропавшего в Мексике вместе с какими-то документами. Мужчина садится в поезд и со временем замечает, что остался наедине в вагоне с еще одним попутчиком – тот оказывается опасным безумцем, который изобрел новое орудие казни в виде капюшона и хочет, чтобы рассказчик стал его первой пробной жертвой. Рассказчик, понимая, что силой противника не одолеть, просит его отложить убийство до следующей станции, пока они не приедут в Мехико. Сначала он спрашивает, можно ли ему написать письмо с завещанием, затем говорит, что его друзья-журналисты из Сакраменто наверняка захотят подготовить статью об этом изобретении, и, наконец, просит сделать набросок орудия в действии – не наденете ли его себе на голову, чтобы можно было нарисовать? Безумец соглашается, а тем временем рассказчик, заметивший, что его попутчик интересуется ацтекской мифологией, изображает приступ религиозного бреда, выкрикивая ацтекские имена с целью потянуть время. Безумец подхватывает его крики, устройство туго затягивается у него на шее и убивает своего изобретателя, рассказчик падает в обморок. Когда он приходит в себя, в вагоне полно людей, однако погибшего безумца среди них нет – и никто его не видел. Позже Фелдона находят мертвым в труднодоступной пещере, а рядом с ним лежат вещи, принадлежавшие рассказчику.

С напыщенным и безжизненным языком де