(обеспечивавших вступление в средний класс) выросло в европейских странах примерно втрое за период 1870–1913 годов. (В предыдущие десятилетия оно оставалось более или менее постоянным. Так что к 1880-м годам аналитики в Германии уже забеспокоились, что университеты начнут выпускать больше специалистов, чем мог принять сектор экономики, использовавший людей среднего класса.)

Такое развитие событий создало проблему для людей, прочно занимавших место в «верхнем слое среднего класса», состоявшую в том, что из-за расширения системы обучения образование перестало быть признаком исключительного, действительно привилегированного положения. (К таким людям относились, например, крупные промышленники из Бохума (в Германии){168}, которые были в своем городе самыми крупными налогоплательщиками; их количество выросло за период 1895–1907 годов с 5 до 68 человек). При этом крупная буржуазия не могла официально отделиться от «новых пришельцев», поскольку ее структуры нуждались в притоке свежих сил и потому должны были оставаться открытыми, так как от этого зависело ее существование; к тому же ей было необходимо обеспечить политическую поддержку или хотя бы лояльность среднего класса перед лицом усиливавшейся мобилизации рабочего класса. Все это создавало благоприятный фон для рассуждений аналитиков-несоциалистов о том, что средний класс «не просто растет, но принимает громадные размеры». Так, Густав фон Шмеллер, самый авторитетный из германских экономистов, осторожно полагал, что средний класс составляет 25 % населения; однако он включал в его состав не только новых чиновников, менеджеров и работников, получавших хорошие, но все же скромные оклады, но и мастеров и квалифицированных рабочих{169}. Другой экономист, Зомбарт, оценивал численность среднего класса в Германии в 12,5 млн человек (а численность рабочего класса — в 35 млн человек{170}). Такова была численность потенциальных противников социалистов на очередных выборах. Для сравнения: в Британии в последние годы правления королевы Виктории и в эпоху короля Эдуарда[52] насчитывалось немногим более 300 000 человек, являвшихся «держателями вкладов»{171}. Как бы то ни было, но численность среднего класса уже была достаточно велика, так что они не собирались встречать «с распростертыми объятиями» пришельцев из нижних слоев общества, даже если те носили галстуки и белые воротнички. Один английский обозреватель презрительно сказал по этому поводу, что в составе «нижнего слоя среднего класса» оказалось немало рабочих, прошедших не «школы-пансионы», а «школы-бараки»{172}.

Средний класс, представлявший собой «систему с открытым входом», имел и свой неофициальный, но вполне определенный «верхушечный слой» Это было хорошо видно на примере Англии, где государственная система начального школьного обучения отсутствовала до 1870-х годов (а посещение школы не являлось обязательным и в последующие 20 лет); государственного среднего образования не было до 1902 года; а серьезное университетское образование можно было получить только в двух старинных учебных центрах, находившихся в Оксфорде и в Кембридже. (Более благоприятные условия получения образования были в Шотландии, но тем, кто хотел серьезно преуспеть в своей профессии, рекомендовалось продолжить обучение или сдать квалификационные экзамены в Оксфорде или в Кембридже, как это сделал отец Кейнса после завершения учебы в Лондоне.) Многочисленные государственные, или, как их называют в Англии, «публичные» школы (хотя они отнюдь не предназначены для широкой публики), предназначенные для среднего класса, начали создаваться там с 1840-х годов, по типу девяти старейших учебных заведений, признанных в 1870 г. образцовыми (среди них особенно выделялась школа в Итоне) и воспитавших не одно поколение дворян и знати. К началу 1900 годов их количество увеличилось, так что постоянно существовало от 64 до 160 школ, претендовавших на статус «государственной школы» (отличавшихся между собой по степени исключительности или снобизма) и предназначенных специально для обучения и воспитания будущих членов правящего класса страны{173}. В США (в основном, на северо-востоке страны) существовало несколько частных школ подобного типа, дававших среднее образование детям знатных или, по крайней мере, богатых семей и готовивших их для поступления в элитные частные университеты.

Среди учащихся этих школ, а также среди студентов многих германских университетов, существовали особые ассоциации и общества для избранных: в Германии это были студенческие «Korps» и еще более престижное «Братство любителей античной словесности»; в Англии это были колледжи с полным пансионом для студентов, входившие в состав старых университетов. Таким образом, буржуазия получала образование с помощью довольно странной системы, в которой сочетались принципы открытости и закрытости: система была открытой, поскольку имела доступ для всех, у кого были деньги или хотя бы личные способности (так как существовали стипендии и другие виды помощи бедным студентам); в то же время она была закрытой, поскольку (и это всем было понятно), при общем равенстве возможностей, представители некоторых кругов были, так сказать, «более равными», чем все остальные. Исключительность положения этих «некоторых» подчеркивалась чисто социальными средствами. Немецкие студенты, члены общества «Korps», шумели в пивных и получали шрамы на дуэлях, демонстрируя, что они — благородного происхождения, а не плебеи — в отличие от представителей низших классов. Незначительные различия в статусе британских частных школ выражались в том, какие школы могли участвовать в определенных спортивных соревнованиях (а это значило: в каком кругу будут студенты выбирать себе невест из сестер своих коллег). В Америке группа элитных университетов отличалась от прочих тем, что в них культивировались изысканные виды спорта; студенты состояли в спортивной «Лиге плюща» и играли только между собой.

Действие этих механизмов социальной классификации обеспечивало безусловное членство в высших кругах студентам из семей, бывших на пути к вступлению в ряды крупной буржуазии. Для девушек академическое образование имело второстепенное значение и было принято только в семьях, относившихся к либеральным или прогрессивным слоям общества. В любом случае женское образование тоже давало заметные практические преимущества его обладательницам.

С 1870-х годов получили быстрое распространение различные «Общества старых друзей» (объединявшие бывших студентов); их появление показало, что на основе привилегированного слоя людей, созданного с помощью системы обучения, сформировалась сеть личных связей национального и международного масштаба, в которой участвовали представители и старших и младших поколений. Говоря коротко, эти общества обеспечивали цельность разнородного общественного слоя. Формально объединяющим средством служил спорт. Таким образом, школы, колледжи, студенческие общества и «братства», сохраняя связи и нередко пользуясь финансовой помощью своих бывших питомцев, формировали нечто вроде мафии («общества друзей моих друзей»), члены которой оказывали помощь друг другу, и не только в бизнесе; в свою очередь, связанные между собой «выдающиеся семейства», занимавшие высокое экономическое и социальное положение, обеспечивали надежные контакты в среде деловых людей и политиков в пределах определенной местности или района. Как отмечалось в справочнике, посвященном студенческим обществам американских колледжей,