Голымин оказался настолько заполнен убитыми, ранеными и обозами, что маршалы Мюрат и Ожеро в сопровождении многочисленных генералов из своего штаба, ища убежища от ледяного дождя, остановились на ночлег в огромной конюшне, расположенной при въезде в этот населенный пункт. Там каждый улегся прямо на навоз и попытался согреться и заснуть, потому что мы в течение более 20 часов не слезали с лошадей в столь ужасную погоду. Маршалы, полковники, все большие шляпы, как и следовало ожидать, расположились в глубине конюшни, там, где было потеплее, а мне, бедному лейтенанту, вошедшему последним, пришлось лечь около двери. Мое тело было защищено от дождя, но я лежал на ледяном ветру, потому что дверь не закрывалась из-за отсутствия створок. Положение мое было очень неприятным. Добавьте к этому то, что я умирал от голода, потому что не ел со вчерашнего дня, но моя счастливая звезда еще раз пришла мне на помощь. В то время, как гранды, хорошо защищенные от холода и непогоды, спали в теплой части конюшни, а холод не давал спать лейтенантам, расположившимся у входа, в конюшню вошел слуга принца Мюрата. Я тихо заметил ему, что его хозяин спит, тогда он отдал мне для передачи принцу корзинку с жареным гусем, в которой, помимо гуся, были хлеб и вино, и попросил меня предупредить его хозяина, что мулы, везущие провиант, прибудут через час. Сказав это, он удалился, чтобы встретить мулов.

Получив эти продукты, я потихоньку посоветовался с Бро, Мейнвьеллем и Стошем, которые занимали такое же плохое место, как и я, дрожали от холода и были такими же голодными. В результате этой дискуссии мы решили, что поскольку Мюрат спит, а его провиант должен прибыть в ближайшее время, то когда он проснется, он найдет чем позавтракать, в то время как нас пошлют верхом на лошадях в любую сторону, не спросив, есть ли у нас какая-нибудь еда. Вследствие этого, мы можем, без особых угрызений совести, проглотить все, что находится в корзинке. Так мы и сделали в одно мгновение ока… Не знаю, можно ли простить подобную «дерзость», но я совершенно уверен в том, что редко ел с такой приятностью!..

В то время как войска, прибывшие сражаться возле Голымина, находились на привале, Наполеон вместе со своей гвардией находился еще на равнине. Дело в том, что с самого начала операции император, предупрежденный звуками канонады, быстро покинул замок в 2 лье от Голымина, где он обосновался. Он надеялся, что ему удастся присоединиться к нам, если он будет двигаться по прямой в направлении пожаров. Однако земля была такая мокрая, равнина настолько изрезана болотами, а погода такая ужасная, что он потратил всю ночь на то, чтобы пройти эти 2 лье, и прибыл на поле битвы лишь спустя долгое время после того, как бой закончился.

В тот же день, когда происходил бой за Голымин, маршал Ланн, с которым было всего 20 тысяч человек, разбил возле Пултуска 42 тысячи русских, отступавших под натиском французских корпусов. Он нанес им громадные потери, но не смог помешать им пройти, настолько вражеские силы превосходили то, что имел в своем распоряжении Ланн.

Чтобы император мог преследовать русских, требовалось скорейшее наступление заморозков, которые бы укрепили землю. Земля была настолько мокрой и раскисшей, что мы проваливались в нее на каждом шагу. Мы видели, как несколько человек, в том числе слуга одного офицера из 7-го корпуса, утонули вместе с лошадьми в этой грязи!.. Было совершенно невозможно перевозить артиллерию в глубь этой неизвестной страны. Кроме того, войскам не хватало провианта и обуви, и они крайне устали. Эти соображения привели Наполеона к решению дать войскам несколько дней отдыха, разместив всю армию на подступах к Висле, начиная от окрестностей Варшавы до ворот Данцига. Солдаты, расквартированные по деревням, наконец оказались защищены от плохой погоды, получили свои пайки и смогли починить одежду.

Император вернулся в Варшаву, чтобы приготовиться к новой кампании. Дивизии корпуса Ожеро были размещены в деревнях вокруг города Плоцка, если можно назвать городом беспорядочное скопление отвратительных лачуг, в которых жили грязные евреи. Однако в Польше почти все так называемые города построены подобным образом, и в них живут такие же люди, а крупные и мелкие помещики постоянно обитают в своих имениях, где извлекают пользу из своих земель, используя собственных крестьян.

Маршал поселился в Христке. Это было нечто вроде замка, в соответствии с обычаем этой страны, построенного из дерева. Маршал нашел в этом замке приличное жилье. Адъютанты разместились, как сумели, в доме и в амбарах. Я как следует поискал кругом и обнаружил у садовника довольно хорошую комнату с камином. Я устроился там с двумя товарищами. Мы оставили садовнику и его семье их постели, казавшиеся нам очень малопривлекательными, и устроили себе кровати из досок и соломы, на них нам было очень хорошо.

1807 год. — Я произведен в капитаны. — Битва при Эйлау. — Корпус Ожеро распущен. — Части вновь расквартированы

Мы отпраздновали в Христке 1 января 1807 года, который чуть не оказался последним годом моей жизни. Однако начался год для меня очень приятно, потому что император, который никак не проявил свою благосклонность к маршалу Ожеро по окончании Аустерлицкой кампании, теперь щедро вознаградил нас за эту забывчивость. Полковник Альбер был назначен бригадным генералом, а майор Масси — подполковником 44-го линейного полка[53]. Многие адъютанты получили ордена. И, наконец, лейтенанты Бро, Мейнвьелль и я были произведены в капитаны. Это продвижение по службе было мне тем более приятно, что я его не ожидал, потому что ничего особенного не сделал для получения этого повышения. Мне было всего 24 года. Вручая Мейнвьеллю, Бро и мне наши капитанские дипломы, маршал Ожеро сказал нам: «Посмотрим, кто из вас троих первым станет полковником!..» Это оказался я: спустя шесть лет я уже командовал полком, в то время как оба моих товарища еще оставались капитанами. Правда, за это короткое время я был ранен шесть раз!..

После того как мы расквартировались, противник последовал нашему примеру, но расположился довольно далеко от нас. Император надеялся, что неприятель даст нам возможность провести зиму спокойно, но этого не произошло. Наш отдых продолжался всего лишь месяц, это было много, но недостаточно.

Видя, что земля покрылась снегом и скована очень сильными морозами, русские решили, что суровый климат и холодная погода дадут северянам огромное преимущество над жителями южных стран, малопривычным переносить такие большие холода. Поэтому они решили атаковать нас. Чтобы выполнить этот план, начиная с 21 января, они провели на подступы к Варшаве за огромными лесами, отделявшими нас от них, большинство своих войск и направили их вниз по Висле, к тем местам, где были расквартированы части Бернадотта и Нея, надеясь захватить их врасплох и подавить их своей массой до того, как император и другие корпуса его армии смогут прийти им на помощь. Однако Бернадотт и Ней отчаянно сопротивлялись, и Наполеон, вовремя предупрежденный, направился со значительными силами в тыл противника. Неприятель, под угрозой быть отрезанным от основных сил, отступил по направлению к Кенигсбергу, поэтому 1 января нам пришлось оставить свои зимние квартиры, где мы так хорошо устроились, и вновь вступить в боевые действия и ночевать на снегу.