Эпизоды битвы при Эйлау. — Моя лошадь Лизетта. — Я подвергаюсь самым большим опасностям, присоединяясь к 14-му линейному полку. — Я чудом спасаюсь от смерти. — Возвращение в Варшаву и Париж

Я не хотел прерывать рассказ о битве при Эйлау, чтобы рассказать о том, что случилось со мной в этом ужасном сражении. Желая дать вам возможность как следует понять эту грустную историю, я должен вернуться к осени 1805 года, к тому моменту, когда офицеры Великой армии, готовясь к битве при Аустерлице, приобретали дополнительных лошадей. У меня было две хорошие лошади, я искал третью, наилучшую, настоящую боевую лошадь. Найти такую было очень трудно. Хотя лошади и стоили гораздо дешевле, чем сегодня, их цена продолжала оставаться достаточно высокой, а у меня было мало денег. Однако мне представился замечательный случай. Мне сильно повезло.

Я встретил одного немецкого ученого по имени г-н д’Эстер, которого я знал, когда он был преподавателем в Соррезе. Он стал воспитателем детей одного богатого швейцарского банкира, г-на Шерера, обосновавшегося в Париже и бывшего компаньоном г-на Фингерлена. Г-н д’Эстер сообщил мне, что г-н Фингерлен, который в то время был очень богат и вел светский образ жизни, имел конюшню со множеством лошадей, среди которых первое место занимала очаровательная кобыла по имени Лизетта, прекрасное животное из Мекленбурга, с мягким аллюром, легкая, как козочка, и столь хорошо выдрессированная, что даже ребенок мог ею управлять. Однако эта лошадь, когда на нее садились, демонстрировала свой ужасный недостаток, который, к счастью, очень редко встречается у лошадей: она кусала всадника, подобно бульдогу, и яростно бросалась на людей, которые ей не нравились. Это заставило г-на Фингерлена ее продать. Лошадь была куплена на деньги г-жи де Лористон, муж которой, адъютант императора, попросил в письме приготовить для него боевой выезд. Продавая лошадь, г-н Фингерлен не счел нужным предупредить о ее недостатке, и в тот же вечер под ногами этой лошади оказался конюх, которому она зубами буквально разорвала живот!.. Справедливо огорченная, г-жа де Лористон потребовала расторгнуть договор о продаже лошади. Во избежание новых несчастий полиция приказала, чтобы на яслях Лизетты висела надпись, в которой бы покупателям сообщалось о ее свирепости и о том, что любой торг, касающийся этого животного, будет аннулирован, если покупатель письменно не заявит о том, что ознакомился с этим предупреждением.

Согласитесь, что при такой рекомендации лошадь было продать очень трудно. Поэтому г-н д’Эстер предупредил меня, что ее хозяин решил уступить лошадь за ту цену, которую захотят за нее дать. Я предложил тысячу франков, и г-н Фингерлен отдал мне Лизетту, хотя ему она стоила 5 тысяч франков. В течение многих месяцев это животное доставило мне много огорчений. Для того чтобы ее оседлать, требовались четыре или пять человек, и уздечку на нее можно было надеть, лишь завязав ей глаза и связав все четыре ноги. Но как только человек садился ей на спину, он сразу понимал, что его посадка действительно ни с чем не сравнима.

Однако, поскольку с тех пор, как Лизетта была у меня, она уже искусала множество людей, не пожалев и меня, я все-таки думал от нее избавиться. Но в это время я взял к себе на службу Франсуа Вуарлана, человека, который не боялся ничего. Прежде чем подойти к Лизетте, о плохом характере которой ему уже сообщили, он запасся очень горячей жареной бараньей ногой. Когда лошадь набросилась на него, чтобы укусить, он сунул ей в зубы баранью ногу, которую она схватила и обожгла себе десны, небо и язык. Лошадь громко заржала, выронила баранью ногу и с этого момента подчинилась Вуарлану, на которого больше не осмеливалась нападать. Я применил тот же способ и получил похожий результат. Лизетта стала послушной, как собака. Теперь она легко позволяла мне подойти к себе и допускала до себя моего слугу. Она даже стала немного лучше подчиняться штабным конюхам, которых видела каждый день. Но горе было чужим, подходившим к ней!.. Я мог бы привести не меньше двадцати примеров ее свирепости, но ограничусь лишь одним.

Во время пребывания маршала Ожеро в замке Бельвю под Берлином штабные служащие заметили, что, когда они отправляются обедать, кто-то ворует мешки с овсом, остававшиеся в конюшне. Они уговорили Вуарлана оставить около дверей конюшни не привязанную Лизетту. Пришел вор, забрался в конюшню и уже уносил оттуда украденный мешок, как вдруг кобыла схватила его за загривок, вытащила на середину двора и начала топтать, сломав ему при этом два ребра. На ужасные крики вора прибежали люди. Лизетта не захотела оставить его в покое до тех пор, пока мой слуга и я сам не заставили ее сделать это, потому что в ярости она бы набросилась на любого другого человека. Злобность этого животного еще больше возросла с тех пор, как саксонский гусарский офицер, о котором я вам уже рассказывал, предательски разрубил ей плечо ударом своей сабли при Иене.

Такова была лошадь, на которой я сидел при Эйлау, когда остатки армейского корпуса маршала Ожеро, раздавленные градом пуль и снарядов, пытались собраться возле большого кладбища. Вы должны помнить, что 14-й линейный полк оставался один на пригорке и должен был покинуть ее только по приказу самого императора. Когда снег на короткое время прекратился, все заметили этот бесстрашный полк, который в окружении неприятеля размахивал в воздухе своим орлом на длинном древке, чтобы сообщить, что еще держится и просит подмоги. Император, тронутый столь благородной преданностью этих храбрецов, решил попытаться их спасти. Он приказал маршалу Ожеро отправить к ним офицера с приказом покинуть позицию, образовать небольшое каре и двигаться по направлению к нам, в то время как кавалерийская бригада пошла бы им навстречу.

Это произошло до большой атаки кавалерии Мюрата. Было почти невозможно выполнить волю императора, потому что множество казаков отделяло нас от 14-го линейного полка. Поэтому представлялось очевидным, что офицер, которого пошлют к этому несчастному полку, будет убит или захвачен в плен еще до того, как до них доберется. Однако приказ был отдан, и маршал должен был ему подчиниться.

В императорской армии существовал обычай, согласно которому адъютанты стояли друг за другом в нескольких шагах от своего генерала и тот, кто находился в начале этого ряда, выступал первым, а потом, выполнив свое поручение, отправлялся в конец ряда. Таким образом, каждый в свою очередь отправлялся куда-нибудь с приказом, и поэтому опасности распределялись между ординарцами равномерно. Доставить приказ 14-му полку было поручено храброму капитану инженерных войск по фамилии Фруассар. Он хотя и не был адъютантом, но состоял при штабе маршала и в данный момент стоял к нему ближе всех. Фруассар отправился в путь галопом. Мы потеряли его из виду, едва он оказался среди казаков, и никогда больше не видели его и никогда не узнали, что с ним стало. Видя, что 14-й линейный полк не двигается, маршал послал с тем же поручением офицера по фамилии Давид. Его постигла та же судьба, что и Фруассара, мы никогда больше ничего о нем не слышали!.. Может быть, оба они были убиты и ограблены, поэтому их не удалось опознать среди множества погибших, которыми была покрыта земля. В третий раз маршал крикнул: «Офицер, вперед!» — это была моя очередь…