— Ха-ха! Муженек наш пришел! — возликовала Морковкина излорадно Боречке приказала:

— Немедленно открывай!

Наташенька Замотаева схватилась за голову и взмолилась:

— Не открывайте! Не надо! Это мой муж!

Вновь упакованный в одеяло Боречка, направляясь к двери,удивился:

— А почему я должен вашего мужа бояться? Мы с вами совсемнезнакомы.

— Вот почему! — воскликнула Наташенька Замотаева, в которыйраз срывая с него одеяло и обнажая все его мужское достоинство. — Вот почему!

От глупого действия любимой подруги Марина Морковкина пришлав полный восторг.

— Правильно! — закричала она. — Пусть этот лох таким и чешетв прихожую! Твоему Замотаеву вид его очень понравится!

Не имея понятия, о каком лохе идет речь, Боречка Розенблюмпоинтересовался у своей «сладкой курочки»:

— А мне что же делать? Открывать дверь или не открывать?

— Открывай! Открывай! — и словами, и пинками подсказала емуМорковкина.

А Наташенька замахала руками:

— Нет-нет! Не открывай!

Боречка опять укутался в одеяло и поплелся дверь открывать —тем более что Замотаев яростным ревом требовал примерно того же. Примерно,потому, что он-то уже хотел дверь с петель сорвать, но, если откроют, тоженеплохо.

Так вот, Боречка поплелся дверь открывать, а Морковкина (вчем мать родила) устремилась за ним — надо же посильней натравить на подругу еемуженька-рогоносца. А Наташенька от отчаяния забилась в шкаф Розенблюма.

«Сладкая курочка» и ее «петушок ненасытный» были уже в двухшагах от двери, когда Кроликов Гоша, увидев бесплодность стараний шефа, решилему подмогнуть своим звериным ревом.

— Натаха! Блин! Открывай! — заорал он. — Мы знаем! Ты здесь!Не откроешь, с дверью зайдем!

От этого ора Марина Морковкина так затряслась, словно ееподключили к розетке.

— Не открывай! — панически зашипела она своему «ненасытномупетушку». — Ни в коем случае не открывай!

— Но тогда они дверь мою вынесут, — испугался хозяйственныйи еврейски рачительный «петушок», решительно направляя руку к замку.

Марина Морковкина схватилась за голову и в отчаянии кинуласьк шкафу. Распахнув одну из дверец, она увидела Наташеньку Замотаеву, трясущуюсяот страха в углу и кутающуюся в свой звездный халат.

Морковкина плюнула на подругу, сказала ей правду в лицо:«Дура ты!» — и полезла в другую дверь. Там она затряслась от страха совершенноголая: халата ведь не было у нее.

А Боречка Розенблюм открыть замок не успел: дверь заходилавдруг ходуном и с чудовищным треском начала выползать из коробки, падая нанего. Охваченный паникой Боречка бросил свое одеяло и понесся…

Конечно же, в спальню. Проходя проторенной тропкой, онпопытался забиться в свой шкаф, но все места были заняты гостьями. Бедномухозяину квартиры ничего другого не оставалось, как лезть под кровать. И едва онтуда протиснулся, как стены его квартиры задрожали уже от крепкого русскогомата: обманутый муж делился с миром своими ужасными впечатлениями.

А Гоша Кроликов впечатлениями не делился. Подбирая с полаодежду, разбросанную его гражданской женой Мариной Морковкиной, он был растеряни непривычно задумчив: "Где я мог эту гадость видеть?

И запах духов какой-то знакомый? Фу! Ну и вонь!"

С этими мыслями он и ввалился в спальню, где с диким ревомметался пришпоренный ревностью Замотаев. Гоша Кроликов оказался ловчей: он нестал бестолково бегать по комнате, а проследовал к шкафу и решительно распахнулближайшую дверцу. И ахнул.

И злорадно заржал. Во чреве шкафа, свернувшись клубочком,тряслась Наташенька.

— О сука! Так я и знал! — взревел Замотаев, занося карающийкулак над женой.

Кроликов повел себя как настоящий мужчина: он кулакперехватил и спокойно сказал взбешенному другу:

— Пашка, не смей бить слабую женщину.

А Наташенька неслабо совсем завизжала:

— Пашенька! Это совсем не то, что ты думаешь!

И глазами многозначительно указала налево.

Охваченный нетерпением, Замотаев распахнул левую дверцу и,увидев сиськи-письки Морковкиной, ахнул. И злорадно заржал. И «сладкая курочка»сидела, свернувшись клубком, только халатика на ней не было, что делало ее позузначительно живописней.

Качок Гоша Кроликов, увидев гражданскую свою жену внемыслимо «живописной» позе, почувствовал себя оскорбленным. Почему-то его эторазозлило. С воплем: «Лесбиянка!» — он занес кулак над Морковкиной, но Замотаевна радостях (все же лесбиянка лучше, чем б…дь) повел себя как настоящиймужчина.

Он повис у Кроликова на руке и призвал:

— Не смей бить слабую женщину!

Морковкина завизжала вовсе не слабо:

— Гошенька! Это не то, что ты думаешь!

И давай стрелять глазками под кровать.

Но брутального Гошу трудно отвернуть от намеченной цели.Несмотря на старания Замотаева, его кулак немедленно встретился с глазомМорковкиной.

И не раз!

Шеф Замотаев, взбешенный бунтом своего подчиненного, грозновоскликнул:

— Кроликов! Ты уволен!

Но Гоше было не до него: он уже лежал на полу и тянулБоречку Розенблюма за ногу из-под кровати.

И вытянул!

Совершенно обнаженного Боречку!

Факт его обнаженности был значительно отягощен чулочкамиНаташеньки Замотаевой — чулочки таинственным образом продолжали висеть на голомего плече.

Когда преисполнившийся было доверием Замотаев увидел наплече безобразно раздетого еврея дорогие чулочки своей жены (сам Наташенькепокупал!), он растерянно взвыл:

— Это что же здесь, групповуха у вас?

Морковкина пискнула:

— А тебе что, рогоносец, завидно?

А Наташенька сдуру добавила масла в огонь, просветивмуженька:

— Пашенька, я не то, что ты думаешь! Я тут работаю! Это мойбизнес!

— Ах вон оно что! — взревел Замотаев, прощаясь с последнейнадеждой. — Так ты проститутка?! По вызову?! Убью, сука! Убью!

И сразу всех обманул: бросился убивать не жену, а ни в чемне повинного Боречку Розенблюма.

И вот тут-то Боречка всех поразил. От страха в его хлипкомтеле обнаружились такая сила и мощь, что Замотаев с его горой мышц в два счетабыл повержен и уложен лицом в грязный пол — сам же поверженный и затоптал полбашмаками.