Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Собственно говоря, я пришла сюда не затем, чтобы вас утешать. А чтобы серьёзно поговорить, — сдержано похлопываю ладонью по подлокотнику, — хотите вы или нет, но Влад разводится с вашей драгоценной Оленькой. И я его всячески в этом поддерживаю. Этой мой мужчина.
— Твой мужчина и дня не продержался, после твоего отъезда, тут же к Ольге свататься пришел.
— То, что произошло между нами тогда — никого не касается. Я уехала, он женился. Все квиты. Теперь идем в обратном направлении: я вернулась, он разводится. Какая там будет неустойка — нас не волнует. Если возникнут проблемы в совете директоров — тоже плевать. Если потребуется, Влад переведет свои акции на отца и уйдет из компании. Я тоже. — говорю это и не чувствую ничего.
Вроде семейное дело, надо за него держаться… но о каком деле речь, когда и семьи-то нормальной нет.
— Ярослава! — Тут уже начинает возмущаться отец, — что значит уйдешь! Ты нужна мне на работе.
— Жаль, что только там, — поднимаюсь с кресла, не глядя, обхожу тётю Лену, которая дымится, как самовар. — я все сказала. И предупреждаю сразу. Будете лезть, давить — будет только хуже. Захотите войны — будет война. Я жалеть никого не стану.
— О как заговорила. Жалеть не будет. Мы ее растили, поили, кормили. Я косички тебе плела, в сад водила, сказки на ночь читала.
— У меня есть предположения, чем была вызвана такая забота, но, пожалуй, не стану их озвучивать. За косички — спасибо. Они всегда были красивее, чем у остальных девочек. А теперь мне пора. До свидания.
— Ну-ка задержись! — отец тоже поднимается, — что за глупости ты говоришь насчет работы? Никто не отпустит, ни тебя, ни Влада.
Вот как речь заходит о бизнесе, так у него сразу голос прорезается.
— Попробуйте удержите. Лучше Ольге мозги промойте, чтобы не позорилась и не совалась к нам.
— Сама и скажи. Глядя ей в глаза, бесстыдница!
Я молча достаю телефон и набираю номер сестры:
— К сожалению, не отвечает, но не переживайте, скажу. Если она будет крутиться вокруг моего Влада, я не посмотрю на то, что она младшенькая сестренка. Вы меня знаете, — разворачиваюсь к отцу. Он запыхался так, будто бежал три километра, прыгая через рвы, наполненные кипящей лавой, — я не знаю, что тебе еще про меня наговорят. Хочешь слушай, хочешь нет. Дело твое. Будет желание пообщаться и в дальнейшем увидеть внука — звони сам. Я навязываться не стану.
— Ярослава!
— Все. Мне пора. Я еще должна Оленьку вашу вызвонить, чтобы покончить с этими неприятными разговорами.
Ухожу из дома, который когда-то считала своим, и меня никто не провожает, никто не пытается остановить. Я ничего не чувствую. Очень странное ощущение. Будто я давным-давно съела все конфеты и только сейчас выбросила грязную бумажку.
Сожалений нет, только какая-то легкая грусть, но и она проходит, когда у меня звонит телефон и на экране высвечивается короткое «Влад»
***
Он ждет меня дома. Встревоженный, нервный, но такой смешной, что едва удается спрятать улыбку.
— Как все прошло?
— С переменным успехом, — делаю неопределенный жест рукой, — было неприятно, но вполне ожидаемо. Папа мялся, тетя Лена орала. Ладно хоть Ольги дома не было, а то бы в довершение пришлось слушать ее стоны и истерику.
— Надо было мне поехать с тобой, — ворчит Швецов.
— Нет, Влад. Это моя война. Я должна была сделать это сама, без твоей помощи.
— Глупости. Мачеха бы твоя и не пикнула бы, если бы я пришел.
— Ты что! Она бы висла на тебе, гладила по руке и преданно заглядывала в глаза со словами: нельзя так обижать маленькую Оленьку.
Его передёргивает. Хочу пошутить, что сам себе тещу выбирал, но шутка будет неуместной, поэтому просто целую его.
— Я все равно считаю, что нам надо было пойти вместе.
— Ты думаешь, они бы потом не приперлись ко мне для приватного разговора? Конечно, приперлись бы, а так, сразу обрубила все концы. Неприятно, но жить можно. Еще бы Ольгу окончательно отшить, и все было бы замечательно.
— У нас и так все будет замечательно. Я заказ твои любимые роллы. Будем отмечать. — тут же грозно добавляет, на тот случай если я воодушевлюсь его речами, — ты будешь пить минералку!
— Как скажешь, капитан.
Наш дальнейший вечер проходил под девизом «вкусно и откровенно». Перезагрузка по всем фронтам. Мы ели роллы, смотрели какой-то старый фильм и разговаривали. Много, о разном. О том, что было после разрыва. Как жили, с кем встречались, что вспоминали. Местами было больно, но боль сменялась теплом, когда приходило понимание, что сейчас мы откровенны друг с другом, как никогда.
Еще мы много обнимались и целовались. Потом Швецов долго рассматривал мой живот и прислушивался:
— Думаешь, он тебе сейчас скажет: батя привет?
— Он?
Я жму плечами. Почему-то мне кажется, что это пацан. Его дала мне судьба вместо той девочки, уехавшей на красном экспрессе.
Где-то в груди колет. Горячо, отчаянно. Мне приходится, отвернуться, чтобы Влад не заметил предательский блеск в глазах. Этой болью я не хочу с ним делиться. Она моя и останется со мной навсегда, как напоминание об ошибках, о том, что можно потерять в погоне за мечтой.
— Может прогуляемся? — предлагаю ему, когда все уже съедено и фильм закончился. На дворе хороший вечер, затянувшаяся зима выплеснула последнюю порцию снега и отступила. В воздухе витал сладкий аромат весеннего обновления.
— Как хочешь, — Влад жмет плечами, задумчиво водя пальцами по моей руке.
— Хочу, — мне действительно надо пройтись. Сегодня был такой день, что голова кругом. Столько эмоций, столько общения с «родными», столько неожиданностей.
— Точно все в порядке? — обеспокоенно спрашивает он.
— Ты теперь все девять месяцев будешь задавать этот вопрос? Я здорова, как лошадь. Немного потрепана последними событиями, но в полном порядке.
— Я просто все думаю, — он замолкает, — о твоей…семье.
О, любимый, я тоже о них постоянно думаю. Прям как занозы, а одном месте, не достать, ни смириться.
— Каковы твои мысли на этот счет?
— Не понимаю. Я вот сказал своему отцу — он был недоволен, но принял. Мать потом звонила, наоборот поздравляла — ей Ольга никогда не нравилась. А у тебя…все, наоборот.
— Просто они привыкли считать, что Оленька — младшенькая, цветочек, который надо оберегать.
— За твой счет?
— Как минимум, — усмехаюсь я, — знаешь, я сегодня пообщалась тетей Леной. Она была злая и…настоящая. Мне вдруг пришла дурная идея, что не просто так она с моим отцом. Не из-за большой любви. Есть какие-то меркантильные причины. Почему-то кажется, что она так настойчиво меня поддерживала с моим стажировками только с одной целью. Чтобы сплавить подальше. Отца за эти три года стало не узнать. Он и раньше дома мягкий был, во всем ее слушал, а сейчас вообще творится что-то странное. Она скажет — он хвостиком виляет.