Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лиза, — ревет на меня отец, круто развернувшись. — Ушла к себе. Сейчас же.
— Только вместе с Полиной, — задыхаясь, кричу, рвусь к сестре, но мама перехватывает меня на полпути, а папа вновь замахивается, но так и замирает с поднятой рукой, потому что кто-то настойчиво звонит в дверь.
— Молодец. Добился своего? — сумбурно утирая ладонью мокрое от слез лицо, кричит на отца мама. — Всех соседей собрал?
— Скажи им: пусть проваливают, — рычит папа, пока мама идет открывать дверь. — Это не их дело, — Стреляет гневным взглядом в меня: — Я сказал тебе уйти в свою комнату.
— А я сказала тебе, что уйду только вместе с Полиной, — шиплю, глотая слезы. — Это я виновата, понял? Я устроила вечеринку. Меня избей. Давай.
— Лизаааа… — плачет на полу Полина.
— Думаешь, и тебе не ввалю? Ты не меньше виновата.
— Так давай. Ударь меня.
— Андрей, — мама появляется в дверях кухни и выглядит сбитой с толку. — Там… там тебя спрашивают.
— Кто?
— Иди сам посмотри.
Папа вылетает из кухни, а я тут же бросаюсь к Полине, обнимаю ее, прижимаю к себе, позволяю рыдать мне в рубашку и слышу голос из коридора. Голос, от которого сердце до самого горла подпрыгивает, а на коже тут же вспыхивают мурашки.
— Давайте, выйдем. Поговорим, — с привычной холодностью в голосе обращается к моему отцу Яроцкий.
— Ты еще кто такой? Пошел вон. Эй. Стой. Ты куда?
Макс показывается в дверях кухни и замирает на пороге. Смотрит на Полину, затем на меня, затем снова на Полину и на ремень на полу с тяжелой армейской пряжкой.
"Что ты здесь делаешь?" — хочется наброситься на него с вопросами, но кажется, я вновь забыла как это — говорить. Просто смотрю на него огромными глазами и поверить не могу, что он здесь, он пришел. Зачем пришел?
Рука отца падает Максу на плечо и толкает обратно в коридор. Еще успеваю заметить, как Яроцкий с силой сбрасывает с себя руку папы и звучит настолько жестко и уверенно, что даже у мамы лицо вытягивается.
— Статья 201 УК РФ, умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью. На собственных несовершеннолетних детей также распространяется. Влечет наказание до пяти лет лишения свободы, — говорит Макс, и даже у папы слов для ответа не находится. — Выйдем, поговорим, или я звоню в службу опеки?
Папа возвращается довольно быстро, но больше не вижу на его лице решимости продолжить начатое. Полина при виде его плотнее прижимается ко мне, а когда отец подбирает с пола ремень, жалобно стонет. Но отец явно не собирается продолжать наказывать младшую дочь, отбрасывает ремень в сторону и под ошеломленный взгляд мамы на шумном выдохе опускается на табурет.
— Что… что он тебе сказал? — шепчет мама, прижимая ладони к щекам. — Это ведь был… Максим Яроцкий? Одноклассник Лизы. Я помню его. Он… они с Костей дружили. Но что он здесь делал, Андрей?
— Значит так, — папа сурово смотрит на маму, затем на Полину и наконец, на меня. — Чтобы через пять минут обе лежали в кроватях. А вот этого… вот этого отморозка, — трясет указательным пальцем, — чтобы я ни с одной из вас рядом не видел. Все ясно?
— Что он тебе сказал? — задаю тот же вопрос, что и мама и замечаю, что во второй руке отец сжимает какой-то черный пакет.
— Папа…
— Ты меня слышала, Лиза.
— Он угрожал тебе? — стонет мама, оседая на соседний табурет.
Но папа вновь не отвечает. Протягивает маме пакет со скупым:
— На.
— Что… что это?
— Сопляк тебе передать сказал.
— Что это такое? — мама вытаскивает из пакета хрустальную вазу, которая уж очень похожа на ту, которая недавно была разбита и во все глаза смотрит на отца: — Что это значит, Андрей?
— Твою разбили. Сюрприз, — измученно вздыхает папа, проводя ладонью по красному, как бурак лицу.
У мамы, как и у меня, все слова заканчиваются. Обе, не отрываясь, смотрим на вазу, пока отец вновь не приказывает:
— Спать. Живо.
Помогаю Полине подняться и веду ее к двери.
— Что он сказал тебе? — оборачиваюсь, вновь пытая шанс узнать, что Яроцкий тут делал. — Просто ответь.
— Что? — невесело усмехается папа. — Признался, гад, что это он здесь все устроил, вот что. Сказал, что вы обе якобы ни при чем.
Мне отец больше ничего не сказал, но стоило замереть у двери в нашу с Полиной спальную и прислушаться, как вдруг желание наорать за безрассудство и одновременно сказать Яроцкому спасибо с головой затопило.
— Сказал, что если я Лизу хоть пальцем трону, он мне руку сломает, представляешь?
— Так и сказал?
— Да.
— Это все юношеский максимализм, Андрей, — вздохнула мама. — Возраст у них такой. И тебе нужно извиниться перед Полиной. Ты слишком погорячился.
— Закрой уже дверь, — просит Полина, с головой накрываясь одеялом. — Не могу его слушать. Ненавижу. Ненавижу его.
Утром отец ни с кем не разговаривал и даже не стал возражать насчет того, что Полина, сославшись на плохое самочувствие, решила в школу не идти. И на этот раз моя сестра не солгала — градусник и мама подтвердили.
Всю дорогу до школы Зоя не отставала с расспросами: "Как все прошло?" и очень сочувствовала, стоило рассказать о том, что было вчера вечером. Визит Макса, разумеется, я не упоминала. Даже стыдно немного перед Зоей, с каждым днем у меня появляется все больше секретов, которые я не могу ей рассказать. Но что уж тут поделать… сомневаюсь, что в ближайшее время снова смогу доверять людям, даже тем, кого считаю друзьями. Особенно — друзьям.
Как и предполагалось, старшие классы сегодня только тем и занимались, что обсуждением вечеринки и нашего с Максом поцелуя. Кто-то даже видео мне предложил посмотреть.
А стоило войти в класс биологии, как все резко замолчали. Ну, знаете, та самая неловкая ситуация, когда все только что обсуждали тебя, а ты делаешь вид, что совершенно этого не понимаешь.
Вероника кивает мне в знак приветствия, но не улыбается, как раньше, да и выглядит по-прежнему уставшей, измученной какой-то. Думаю, у королевы школы сейчас и вправду не лучшие деньки. А вот у Яроцкого кажется все просто отлично — он спит. Развалился за последней партой, прикрыл лицо отобранной у меня кепкой и тихонечко сопит.
Опускаюсь на свое место и смотрю на него вплоть до самого звонка, на который он также не реагирует. И даже когда учитель заходит в кабинет, Макс продолжает сладко спать, так что, наконец, набираюсь решимости и только собираюсь его разбудить, как из-под кепки раздается слабое бормотание:
— Только попробуй.
Ну, раз так…
Смело забираю у него свою же кепку и еще наблюдаю за тем, каким сонно-возмущенным взглядом он на меня смотрит, так и не отлепляя щеки от парты.