Не выдержал Бельский, послал гонца для встречи с Афанасием Нагим, но тот, вернувшись, доложил:

— Царицы с сыном в Лавре еще нету. Едут со дня на день. Весть прислали, позавчера выехамши из Москвы. О времени же приезда в Лавру вести нет.

Облегченно вздохнул Богдан. Выходит, Нагие сами медлили с отъездом. Молодцы. Дают время все изготовить по уму.

И в самом деле Нагие находили самые разные причины, чтобы оттянуть день проводов, который Федор Иванович определил провести торжественно. И хотя Борис нашептывал царевичу Федору, что оттяжка с отъездом царевича Дмитрия и, стало быть, задержка венчанием на царство не в пользу наследнику престола, Федор Иванович отмахивался:

— Бог с тобой, шурин. Неделей раньше, неделей позже — велика ли разница? А брата своего родного я не желаю подстегивать. Когда все изготовят к отъезду, скажут. Вот тогда я назначу срок.

— Держава без государя, ладно ли такое?

— А Верховный боярский совет для чего? А ты, мой мудрый советник?

— Все так, но с венчанием на царство следует поспешить. У Дмитрия много сторонников.

— Не гневи Господа Бога нашего зряшними подозрениями. Да и брата моего не обижай напраслиной.

— При чем здесь брат? Он от титьки еще не отвык как следует. Не о нем речь, о его сторонниках, врагах твоих!

— Все в руках Господа.

С Нагими у Годунова разговор тоже не складывался. Всякий раз они находили такие убедительные основания для задержки с выездом, что он отступал. Особенно когда Федор Нагой вспомнил о первенце Грозного Дмитрии, который скончался в пути на богомолье, и спросил прямо:

— Иль тебе того же хочется?

— Да как ты можешь?!

— Я не виню тебя ни в чем, — отпятился Федор Федорович, — но посуди сам: упущенное что-либо по недогляду слуг может к худому привести. Остудится в пути царевич, угодно ли такое? Да и Федор Иванович не велел сломя голову собираться. Он так и сказал: не торопитесь, все изготовьте для безопасной езды царевича Дмитрия и его матери, ничего не упустите. Как, мол, посчитаете все устроенным, известите. Иль он изменил свое мнение?

— Нет.

— Тогда чего это ты зудишь?

Отступился Борис, и Нагие выиграли более недели.

Не знал ничего этого Богдан, вот и нервничал, отсчитывая день за днем. Успокоенность от доклада вестника постепенно растерялась, и он вновь не находил себе места.

Закончились однако, все его треволнения вдруг и полностью, когда ему доложили:

— Посланник от Афанасия Нагого.

— Зови.

— Воевода Хлопко приехамши. Тоже просится к тебе на слово. Кого первым звать?

— К воеводе я сам выйду. Пока займи вестника от Афанасия Нагого. Небось, не спешно.

Хлопке обрадовал несказанно. Всего лишь одним словом вернул душе спокойствие.

— Нашел.

— В имении он?

— В одной из твоих деревень. У доброй вдовушки. Ей сказал то же самое, что скажу Отрепьевым. Тем более, что получится не слишком большая выдумка.

— Низкий поклон тебе, верный друг. Пока отдыхай с дороги, потом все подробности перескажешь. Мне теперь нужно принять вестника от царицы. Тебя я позову завтра утром.

С вестником разговор короткий. Он не посвящен ни во что. Он привез сообщение о прибытии поезда в Лавру и вопрос, все ли готово в Дмитрове для остановки.

— Передай: все готово. Дневки определены здесь, в Дмитрове, затем в Дубне, в Калязине. Переправа через Нерль тоже подготовлена. После Калязина — в мое имение. Там отдых дней на пяток. Впрочем, как пожелают царица и брат ее Афанасий Нагой. Все. Поезжай обратно.

Разговор же Богдана с Хлопком состоялся не в покоях отравленного князя Владимира, а на озере, в лодке: воевода Дмитрова пригласил на уху из свежей рыбы.

— Есть у меня отменное местечко. Теремок на берегу озера, мостки для ловли удочкой, лодки, если возникнет желание ловить не с берега. Есть сети. Можно бреднем пройтись. Как, оружничий, пожелаешь, так и станем рыбачить.

— На лодке. Возьму с собой лишь воеводу моих боевых холопов. Он мастак удить. Я тоже не прочь побаловаться удочкой.

Бельский сразу же оценил возможность поговорить с Хлопком без всякой опаски быть подслушанным. Не будет повода соглядатаям и донести, что уединялся он со своим слугой-воеводой.

Выехали во второй половине дня, чтобы успеть на вечерний клев. Пара часов по ухоженной лесной дороге и — вот оно, то самое отменное место, обещанное воеводой.

Не слишком оно понравилось Бельскому. Крохотная полянка, спускающаяся со взгорка к озеру, сдавлена деревьями-великанами, оттого видится даже меньше того, что есть, и такой же хмурый, как окружающий ее бор. А вот терем украшает ее знатно. Игрушка. Бревнышко к бревнышку. Ровненькие, словно вылизанные. Маковки берестой крытые. Необычно, и радует глаз.

На резном крыльце терема — кравчий и повар. С поклоном приглашают к столу жданных гостей:

— Уха готова. Тройная. Монастырская.

Как откажешься, не обидев старательных слуг и их хозяина? Умыв руки и ополоснув лица в озере, вошли в трапезную, где стол уже был накрыт.

Загляденье. Все от природы: моченое, соленое, маринованное. И еще рыба. Приготовленная на любой вкус. Жареная до янтарной розовости, отварная, копченая, вяленая, соленая. И — уха. Посредине стола в ведерной корчаге. Ароматный парок, казалось, пропитал каждый уголок трапезной.

— Садитесь, гости дорогие, угощайтесь Божьими дарами.

В тот вечер они так и не вышли на озеро с удочками. Чарка за чаркой, и все по важному поводу. Оглянуться не успели — ночь на дворе. Зато на рассвете отвели душу. Как ни горел желанием Богдан послушать подробный рассказ Хлопка, но шел такой клев, особенно сиги и окуни, что не до разговоров. Азарт все отодвинул на обочину.

Вот сбит первый пыл. Можно более старательно насаживать на крючок опарышей и слушать.

— Отчаялся было я. Десятка два деревень и сел объехал — пусто. Наобещал, ругаю себя, будто имел уже нужное в руках. На постоялых дворах исподволь заводил разговоры — тоже без всякого толку. А потом получилось походя, без моей наводки. Мужики, в извоз направившиеся, сокрушаются, у самовара сидючи: не ладно, мол, общество поступило, определив сиротинушку бедной старушонке и пожадничав со средствами на уход и пропитание. Дитя, мол, малое, за ним ловкий пригляд нужен, а не старушечья немощь. Другой тоже вздыхает. Дескать, пригож мальчонка, глаз не отведешь. Обещает, воротившись, взять в свою семью. Не объест, мол. Вызнал я из какого села мужички, и едва забрезжило — в седло. Не припоздниться бы, думал, не случилось бы что с мальчонком. Старуха-то, как я понял, дряхлая.

— Повела у тебя, — прервал Хлопка Бельский. — Крупная, должно.

— Вижу. Сейчас-сейчас, Есть!