— Крестик будет сохранен пока у меня. Когда же придет время, Дмитрий наденет его себе на грудь.

Расчет Богдана на скорое возвращение в Москву не оправдался, ссылка на воеводство затягивалась, несмотря на все усилия, какие он предпринимал. Вскоре, как он вступил в должность, у него сразу же появилась надежда на милость Федора Ивановича; прибыл вестник от Бориса Годунов и сообщил, что виновники, возмутившие против него толпу, найдены и строго наказаны. Это — Ляпуновы и Кикины. Бельский, конечно же, не поверил в то, что в самом деле наказанные виновны, и все же подумал:

«Хороший знак. Почувствовал, коварный, что туговато без меня».

Мысль весьма и весьма ошибочная. Это стало ясно Бельскому уже через две недели, когда он получил отписку от тайного дьяка. Он, расчетливый, не сжигал мосты, хотя опала — есть опала. Но знал он, долго служа в Сыске, как все быстро меняется. Так вот, тайный дьяк извещал о начале борьбы Годунова с Верховной боярской думой, даже не ожидая венчания Федора Ивановича на царство, и его успехах в этом предприятии. Все чаще князья принимают те решения, какие угодны Годунову. Случаи противодействия становятся все более редкими. Независимей всех держится Никита Романович Юрьев, но, предполагал тайный дьяк, Годунов готовит против него крамолу.

Это известие привело Богдана в уныние.

«Не вернет. Явно попер на захват единоличного правления. Для виду станет прикрываться именем слабовольного и слабоумного царя».

Однако надежда продолжала все же теплиться. Надежда на милости, какие обычно творят повенчанные на престол. А день венчания приближался, и Бельский, не дождавшись приглашения, послал пару своих слуг в Москву, чтобы они своими глазами видели все торжество да узнали бы о тех милостях, какими порадует подданных новый царь. Ждал он возвращения слуг с нетерпением и надеждой, но то, что они рассказали, на долгое время выбило Бельского из седла.

— В последний день весны, как ты, боярин, и сказывал, венчали на царство Федора Ивановича. Перед рассветом налетел на Москву ураган, загремел страшный гром, молнии так и полосовали небо, так и полосовали, того и гляди в какой дом ударят, не миновать тогда пожара. Все позатаились, ужасаясь столь страшному знаку. Многие посчитали его роковым для Руси. Не угоден Господу Богу Федор Иванович на российском престоле, вот он и выказывает свое недовольство через грозовую бурю. Но когда гроза миновала, никого не ударив молнией, не спалив ни одного дома, только разлив по московским улицам большие лужи, люди повеселели. С восходом солнца повалили в Кремль. Мы тоже поспешили, чтобы занять удобное место, откуда все видно.

Дальше, как понял из рассказов слуг Богдан, все шло по обычаю. Венчали, как всегда, в Успенском соборе, и лишь в одном случилось изменение; митрополит Дионисий не читал духовной царя, речь держал сам Федор Иванович. Этому факту Бельский не придал никакого значения до того, как тайный дьяк прислал отписку о венчании Федора Ивановича на царство. В ней особо отмечалась именно речь царевича, и произошло подобное по воле Годунова. В духовной Ивана Грозного нет ни одного слова о Борисе Федоровиче, поэтому-то он и запретил ее читать, сам подготовил короткую, но с большим смыслом речь для Федора Ивановича и заставил выучить ее.

Тайный дьяк полностью воспроизвел ту речь: «Владыко, родитель наш, самодержец всей Руси Иван Васильевич, оставил земное царство и, приняв архангельский образ, отошел в Царство Небесное, а меня благословил державой и велел мне, согласно с древним уставом, помазаться и венчаться царским венцом, диадемой и святыми бармами. Завещание его известно боярам и народу. И так, по воле Божьей, по благословению отца моего, соверши обряд святейший, да буду царь и помазанник».

Вдумавшись в сказанное Федором Ивановичем в Успенском соборе, раскусил Богдан иезуитскую хитрость Годунова. Выходило по этому слову, будто у ложа умирающего Ивана Грозного находился самолично его сын, и он лично благословил его на царство. Не менее важно и то, что не митрополит совершает обряд по воле Господа, а Федор Иванович повелевает помазать его, тем самым дает понять, что он, царь, властен над владыкой. Следовательно, Борис и митрополита подомнет под себя.

Дальнейшее знакомство с отпиской тайного дьяка тоже ничем не утешило Бельского. Если слуги его туманно рассказывали о милостях царских, либо по малой осведомленности, либо из желания не обидеть ненароком своего любимого господина, то тайный дьяк не утаивал ничего. Царь отпустил всех военнопленных, освободил много узников, очинил боярами князей Дмитрия Хворостинина, Андрея и Василия Ивановичей Шуйских, Никиту Трубецкого и несколько иных придворных, но главное — трех Годуновых, внучатых братьев царицы Ирины. Князю Ивану Петровичу Шуйскому пожаловал все доходы Пскова, им в свое время спасенного. Однако же все эти жалования, вместе взятые, не затмили милостей, какими Федор Иванович осыпал своего шурина, дав ему все, что подданный мог иметь при дворе самодержца: сан конюшего, одного из почтеннейших с древних времен чина, какими в Кремле никого не очиняли вот уже почти двадцать лет, титул ближнего великого боярина, наместника двух царств — Казанского и Астраханского, а в придачу ко всему еще и богатство великое, земли на берегах Москвы-реки с лесами и пчельниками, доходы от области Двинской, казенные соборы Московские, Рязанские, Тверские, Северские, сверх особого денежного жалованья.

Бельский даже скрипнул зубами. Теперь он не сможет величаться перед Годуновым своим поистине великим богатством, теперь Годунов, недавно полунищий, богаче его. А иметь не только влияние на царя, но еще и деньги — прекрасно.

Да, обскакал Бельского Борис. Лихо обскакал. Когда-то он завидовал оружничему, любимцу Грозного, владеющему многими землями, крупными поместьями, имеющему высокий чин, теперь все круто изменилось: Бельский удален от Двора, Годунов процветает. Более того, он становится все явственней единовластным правителем, царь же больше времени проводит в молитвах и поездках на богомолье в отдаленные монастыри.

Как тут не начнет грызть зависть?

А вскоре зависть Богдана стала поистине беспредельной. Это когда караван за караваном ладей, юмов, кочмар либо проходили мимо Нижнего без остановки, либо останавливались у пристаней на несколько дней, чтобы пополнить запасы продовольствия, пороха и дроби. На кораблях и судах не только ратники, но землепашцы, рудознатцы, мастеровой люд. Путь их к Каменному Поясу и дальше в Сибирь. Цель — не только добивать Кучума[27]и его сподручных, но строить новые города, распахивать целинные земли. И каждый, с кем бы ни говорил Богдан, с восхищением отзывался о Борисе Федоровиче Годунове, величая его не иначе, как ближним боярином царевым, хваля его державную мудрость и хватку.

И в самом деле, в мудрости конюшему не откажешь. Не просто вал валил в Сибирь по его слову, Годунов продумал, чтобы путь этого вала был безопасен. По его велению построена Уфа и крепостицы на реках Печоре, Кети и Таре. В Тобольск был направлен новый воевода, смелый, храбрый и разумный князь Федор Лобанов-Ростовцев, и его усилиями вырастали, как грибы, города Палым, Березов, Сургут, Тара, Нарым и Кетский острог.