третьими с конца. По мнению исследователей, это связано с тем, что крупные американские компании обязаны докладывать о расовом составе своих предприятий на всех уровнях Комиссии по соблюдению равноправия при трудоустройстве, а в европейских государствах контроль такого рода отсутствует. Еще более обнадеживающие новости поступают из Германии, страны с самой чудовищной в прошлом репутацией в плане расизма. Германия оказалась самой равноправной из девяти изученных стран. Социолог профессор Линкольн Квиллиан считает, что «низкий уровень дискриминации» здесь связан с тем, что вместе с заявлениями о приеме на работу необходимо подавать множество сопроводительных документов, в том числе свидетельства о профессиональном образовании. «Когда в резюме предоставляется много информации, руководитель меньше склонен относиться к представителям меньшинств как к менее ценным, неквалифицированным претендентам», – говорит Квиллиан. Чем больше знает работодатель о квалификации претендента, тем ниже вероятность, что он будет необъективным.

Другие исследования подтверждают полученные результаты. В ходе одного из них экспериментаторам удалось преодолеть изначальное расистское предубеждение членов группы, когда они предоставили участникам «достоверную и однозначную информацию о статусе человека, о том, как он подходит группе, и его преимуществах перед другими присутствующими». Аналогичный результат был получен по итогам исследования, в ходе которого белые игроки, объединенные в команду с темнокожими, выказали предубеждение в пользу своей команды, «перевесившее их расовые предрассудки». Такие результаты дают надежду. Люди не запрограммированы быть расистами, они просто расположены в пользу своих групп. Если желание статуса слишком сильно закреплено в нашей расовой самоидентификации, мы в конце концов начинаем играть в расистские игры. Но такой сценарий не является обязательным. Люди хотят побеждать. Они хотят, чтобы побеждали их игры. Если их жажда статуса связана с игрой успеха, чаще всего они более заинтересованы в компетентности других игроков, чем в цвете их кожи.

Будущие поколения продолжат борьбу и за гендерное равенство. Сексистские убеждения по-прежнему широко распространены. В ходе опроса граждан государств Большой семерки – Канады, Франции, Германии, Италии, Японии, Великобритании и США – обнаружилось, что около 80 % респондентов верят в то, что мужчины и женщины одинаково приспособлены для лидерства в СМИ, науке, медицине, юриспруденции, политике и финансовой сфере. Для спорта, сферы технологий, аэрокосмической отрасли и технической сферы этот показатель составил от 65 до 75 %. В случае с оборонной отраслью и правоохранительными органами, модой, бьюти-индустрией и заботой о детях лишь около половины опрошенных считали, что гендер не влияет на способность к лидерству. Вероятно, многие респонденты отмечали, что мужчины чаще представлены, например, в технической сфере, а женщины – в детских учреждениях, и пришли к выводу о том, что один гендер подходит для этих видов деятельности лучше другого. Это доказывает, что нам предстоит выучить один мучительно тяжелый урок: недооценивать игрока исходя из его гендера не только невежественно – это просто ужасная стратегия, если хочешь добиться успеха.

Правда, конечно же, в том, что мужчины и женщины одинаково приспособлены к лидерству во всех перечисленных профессиях. А вот о причинах того, почему где-то тот или другой гендер представлен больше, идут споры. Многие исследователи подозревают, что дело отчасти в общих половых различиях. В наши дни уже почти никто не верит, что психология мужчин и женщин радикально различается. Нет, мы не с Марса и с Венеры; более того, сегодня считается, что общего в мужчинах и женщинах куда больше, чем отличий. Но результаты исследований все же позволяют предположить, что в среднем представители разных полов демонстрируют различия в личностных качествах, интересах и предпочтении тех или иных профессий, которые влияют на их распределение в играх жизни. Одно исследование, где участвовали 200 тысяч респондентов из 53 стран, выявило, что женщины существенно отличаются от мужчин некоторыми чертами характера. Авторы этого нашумевшего исследования также обнаружили «серьезную и устойчивую разницу» в том, какие профессии предпочитают представители разных полов, в том числе что у мужчин есть тенденция больше интересоваться работой с «вещами», а у женщин – работой с людьми. Анализ ответов более чем 500 тысяч человек выявил «большой размер эффекта» по этому параметру, который был «удивительно последователен для разных возрастных групп и периодов времени». По мнению психолога профессора Стивена Пинкера, «в этом отношении существует огромная разница между средними показателями мужчин и женщин».

Такие различия не могут не отражать гендерный баланс наших игр. Но тут есть два важных нюанса, о которых надо помнить. Во-первых, это статистические данные о средних показателях по большим группам. Они ничего не говорят об отдельных женщинах или мужчинах. Во-вторых, предпочтение не тождественно способностям. Как показал опрос про женщин на руководящих должностях, распространенная сексистская интерпретация состоит в том, что мужчины лучше делают некоторые вещи, а женщины лучше делают другие. Но это неверно. Это скорее говорит о значимости цифр. Если собрать вместе сто мужчин и женщин и попросить сделать шаг вперед тех, кто интересуется тракторами, возможно, вперед выйдет больше мужчин, чем женщин. Это будет означать, что в реальном мире на фабрике по производству тракторов будет работать больше мужчин и среди лидеров отрасли их также будет больше. Но это не будет означать, что женщины, работающие на тракторной фабрике, будут делать свою работу лучше или хуже мужчин.

Исследовательницы-феминистки часто отрицают корректность подобных выводов. Они кажутся им слишком удобным предлогом для сохранения статус-кво. Причины тоже не оставляют исследовательниц равнодушными. Может быть, дело лишь в культурном коде? То есть в том, что женщин растят в сексистском обществе и они запрограммированы верить, что не должны интересоваться тракторами? Или речь идет о более древнем коде, который записан в нашей ДНК? Может, женщин больше интересуют игры, имеющие отношение к людям, отчасти из-за того, что разделение труда возникло миллионы лет назад, и из-за биологического факта материнства? Очевидно, насколько противоречивы такие споры. Будучи непосредственно связаны с вопросами статуса, они тревожат нас и могут оказаться опасными в наших играх с кузинами и кузенами. Они провоцируют столкновение, угрожая сакральной истории, согласно которой гендерное неравенство может быть лишь результатом злого умысла мужчин. Но в обоих лагерях есть разумные, благонамеренные эксперты, оперирующие продуманным набором фактов. Ни одна из сторон не сомневается в том, что гендерное неравенство существует и играет важную роль, или в том, что сексистские предрассудки – это проблема общества. Если выяснится, что причины неравенства отчасти генетические, нас ждет борьба за такую организацию общества и экономики, чтобы миллионам женщин больше не приходилось нести несправедливые наказания за самовыражение.

Несправедливость, встроенная в наши сегодняшние игры, не ограничивается вопросами гендерной и расовой принадлежности. Через пятьсот поколений после зарождения земледелия мы все еще рождаемся