— Вот так-то, отец, — укоризненно проговорил Зыков.

— Ду-душегубцы… Воздастся вам…

Хотел, хотел дед Андрон сказать, что пограничники отомстят, но, даже умирая, побоялся спугнуть нарушителей, подоспеют бойцы, бандитов повяжут. Петька Данченко их один скрутит.

— Душегуб-цы…

— Торопись, отец, в рай. Опоздаешь. — Ефрем достал из кармана серебряные часы, подарок Мохова: скоро появятся пограничники.

Повернувшись к Безносому, встретил завистливый взгляд, забеспокоился: как бы варначина чего не выкинул?

— Минут десять у нас есть, — сказал Ефрем. — Приготовься.

Безносый подошел к леснику, присел на корточки.

— Мало-мало живой?

Дед Андрон тяжело, со всхлюпом дышал, в груди булькало, переливалось. Безносый сомкнул пальцы на рукояти ножа, уперся коленом в грудь лесника, вытащил финку, вытер мокрое лезвие о дедову толстовку.

— Кирепкий старика. Умирай не хоти…

Мертвый лесник глядел на убийцу сурово.

Ланка добралась до заставы, тревожная группа под командованием замполита Ржевского помчалась к лесной сторожке. Бандиты успели забаррикадировать дверь, заслонили выбитое окно шкафом, забрались на чердак, выдавили слуховое оконце, Ефрем лег на пол, взял на прицел тропу. Безносый пристроился у противоположного оконца. Он первым заметил противника: пограничники, укрываясь за деревьями, приближались к сторожке. Безносый пальнул по ним, в ответ донесся грозный, усиленный рупором голос:

— Вы окружены, сопротивление бессмысленно. Сдавайтесь!

— Ишь, какие быстрые! — буркнул Зыков. — Стреляй! Бей, образина, чего ждешь! — заорал он Безносому и выпустил одну за другой три пули.

От корявой ели полетели щепки, куски сорванной коры.

— Сдавайтесь!

Нарушители стреляли редко: нужно продержаться подольше, оттянуть на себя основные силы заставы, Зыков старательно высматривал цель, чтобы бить наверняка. Но пограничники маскировались умело, лишь один лежал, уронив пробитую пулей голову на трухлявый, припорошенный снегом пень.

Прошло полчаса. Дважды металлический голос предлагал бандитам сложить оружие, Ефрем и Безносый отвечали выстрелами. Тогда затарахтел ручной пулемет. Под прикрытием огня пограничники ворвались в избу. Ефрем подскочил к люку, крикнул хунхузу:

— Не подпущай их. Я тута покараулю!

Спрятавшись за кадушкой с грибами, Ефрем поднял винтовку, сейчас заскрипит лесенка; палец прилип к спусковому крючку. Но лестница не скрипела, послышался шум позади, Ефрем обернулся, тяжелый нож впился ему в шею, пониже адамова яблока. Выронив винтовку, Зыков упал.

Безносый кошкой прыгнул к нему, потянул цепочку часов, тихо звякнули брелоки. Безносый прижал увесистый кругляшок к треугольному волчьему уху, и заросшая его физиономия расплылась: идут! Серебряные, подумал Безносый и мигом вспотел — люк медленно открывался. Юркнув за бочку, хунхуз выстрелил не целясь, люк с грохотом откинулся, Безносый швырнул в квадратную прорезь гранату и вслед за взрывом прыгнул вниз.

Ему удалось выскочить из избы, в три прыжка достичь леса, но здесь его сшибли с ног, обезоружили.

— Часы! — кричал Безносый, выплевывая кровь. — Серебряные!

Вырвавшись, он выхватил припрятанную гранату. Сухо щелкнул выстрел…

Осунувшийся, небритый капитан Зимарёв положил ручку и принялся перечитывать донесение командованию. Кажется, ничего не забыл, однако проверить нужно: бессонные, тревожные ночи, нервное напряжение, которое не выпускало началь-

ника заставы вот уже которую неделю из своих цепких лап, не самое лучшее состояние для подобного творчества.

«…19 ноября 1942 года в 5.30 местного времени более роты японских солдат под прикрытием ружейно-пулеметного огня, форсировав реку в районе острова Безымянный, высадились на берег и попытались закрепиться.

Противник был встречен пограничными нарядами, к месту боя переброшено подкрепление. Используя внезапность, японцам удалось продвинуться в глубь нашей территории до двухсот метров. Решительной контратакой нарушители были отброшены и бежали за кордон, оставив на нашем берегу 14 трупов, оружие и снаряжение. Потоплено две лодки.

Наши потери: убиты четыре пограничника и младший командир, три пограничника, находившихся в момент нападения в наряде, пропали без вести, возможно, утонули в реке; наблюдение затруднял густой туман. Убита служебная собака.

Анализ захваченных на поле боя документов свидетельствует, что акция японских милитаристов имела целью обеспечить переход границы остаткам группы поручика Горчакова (операция „Хризантема“), которая сразу же, после прорыва на нашу территорию, была взята под жесткий контроль и преследовалась силами личного состава заставы „Турий Рог“ и сводной роты погранотряда.

Продвижение нарушителей по тайге прослеживалось как наземным наблюдением, так и наблюдением с воздуха. В результате преследования группа нарушителей была настигнута, обескровлена и прижата к берегу Турги для последующей ликвидации, однако японцы, внезапно атаковавшие наши пограничные наряды в районе острова Безымянный, дали возможность незначительной части уцелевших нарушителей прорваться через границу.

Большая часть отряда Горчакова уничтожена. Самому Горчакову, переводчику Лещинскому, известному хунхузу Хо, офицеру Квантунской армии Сигеру и нескольким рядовым участникам группы удалось бежать за кордон.

Среди убитых участников операции „Хризантема“ атаман шайки, много лет оперировавшей в приграничных районах, Мохов Арсений Николаевич, Зыков Ефрем Дормидонтович, член банды Мохова, и его ближайший сподвижник Лахно Семен Гаврилович, белогвардеец, активный член РФС, а также маньчжур Ли Сан-Вей по кличке Безносый. Список участников операции „Хризантема“, убитых ранее в боестолкновениях на нашей территории, прилагается.

Предположительно акция носила разведывательный характер…»

Что же, как будто все правильно. Зимарёв аккуратно вписал две пропущенные запятые и, подписав донесение, поставил число — 19 ноября 1942 года. Страшно хотелось спать, над заставой висела плотная тишина, ни звука не слышал капитан Зимарёв, и уж конечно сюда не доносился рев уральской стали, разорвавший морозный воздух в заволжских степях, известивший о начале победного наступления наших войск, предрекший разгром фашистских полчищ под Сталинградом.

XV

ЧУЖАЯ ЗЕМЛЯ

Стонали монотонно, непрерывно, стоны били в мозг, долбили голову каплями падающей воды. Петухов шевельнулся, попытался открыть глаза, ресницы густо склеила запекшаяся кровь. Веки разлепил с трудом. Он лежал на спине; каменный, сводчатый потолок, закопченный и черный от вековой грязи, был затянут лохмами паутины.

Упершись стянутыми сыромятными ремнями руками в щербатую стену, пограничник сел. Ломило шею, боль тупо отдавалась в спине, ныло плечо. Что же произошло?

Расстреляв все патроны, он вместе с Говорухиным бросился к уткнувшимся в песок лодкам. В кустах лозняка, скрытых туманной кисеей, тускло поблескивали каски нарушителей. Схватка завязалась у самой воды.

Приземистый японец, присев, выбросил вперед винтовку, плоский штык едва не уперся в живот пограничника. Отпрыгнув, Костя обрушил на яйцевидную каску окованный приклад карабина. Из тумана вынырнули двое японцев, Говорухин успел выстрелить, свалить одного, второй схватил проводника, но, завопив, отпустил, атакованный разъяренной овчаркой.

В тумане стукали выстрелы, Говорухин исчез, Костя подбежал к лодке, саданул ногой по борту, проломив его. И тотчас ошеломляющий удар по голове…

С потолка капало, по лоскуту отслоившейся копоти ползла мокрица. В немытое окошко сочился слабый свет. Пограничник напрягся, пытаясь