Было предпринято еще несколько штурмов хребта, но и Рундштедту, и Моделю стало ясно, что любимая 6-я танковая армия Гитлера совершенно не справилась со своей задачей и в районе Моншау на севере, который теперь был усилен 9-й пехотной дивизией, и прежде всего у Эльзенборна. Ее командующий Зепп Дитрих злился и негодовал, чувствуя, что не виноват в разочаровании фюрера.

Когда началось наступление в Арденнах, бельгийские друзья нескольких британских офицеров из 21-й группы армий подшучивали над ними, мол, группы Сопротивления готовят для них укрытия. Когда британцы ответили, что в этом нет необходимости, все идет хорошо, в ответ услышали: «Именно так вы в 1940-м и говорили, а на следующий день нас бросили» {589}. Монтгомери не собирался допустить, чтобы подобное повторилось.

В 17.30 19 декабря, за день до того, как Эйзенхауэр предоставил ему командование на севере, Монтгомери приказал 30-му корпусу генерал-лейтенанта Брайана Хоррокса обеспечить безопасность переправы через Маас {590}. 61-й разведполк, стоящий в Брюгге, «закинул бомбы, заправил баки, загрузился в машины и ночью спешно выдвинулся» {591}. Усиленный противотанковым подразделением, один эскадрон также направился к мосту в Динане. Помимо наблюдения за «немцами, маскирующимися под янки», им предстояло защищать мост от вражеских водолазов. Любой мусор в реке уничтожали огнем из «Брэнов»[48]. 3-й Королевский танковый полк, также находившийся в Динане, работал с американскими военными полицейскими, контролируя движение транспорта и «небольшой, но устойчивый поток американцев, отставших от своих подразделений» {592}, поскольку мосты уже были подготовлены к сносу.

Разведгруппы Специальной авиадесантной службы и полка «Фантом» уже были на месте. По приказу де Голля за ними последовали семь плохо вооруженных французских батальонов под началом дивизионного генерала Андре Доди, а также несколько наспех собранных отрядов снабженцев генерала Ли из «Зоны коммуникаций». Генерал Беделл Смит позже сказал о 30-м корпусе: «Я чувствовал, с нами будет все в порядке, если [немцы] пойдут на север, ведь если бы они повернули в направлении Льежа и Намюра, там у нас был корпус Хоррокса из четырех ветеранских дивизий. Мы знали Хоррокса и знали, что у него хорошие бойцы» {593}.

Из-за серьезных потерь в танках американцы попросили выделить подкрепления и британскую 21-ю группу армий. Всего им послали около 350 «Шерманов», а Гвардейская бронетанковая дивизия из своих резервов отправила им первую партию из восьмидесяти танков, сняв радиостанции, поскольку американцы использовали другие комплекты.

В то время как линия фронта вдоль Мааса была в безопасности, настойчивое желание Главного командования держать под контролем все новости об Арденнском наступлении вызвало жесткую критику. Отчасти это было лишь безуспешной попыткой скрыть тот факт, что внезапное наступление застало его врасплох. Журнал «Тайм» вскоре объявил, что Главное командование и 12-я группа армий «придавили все цензурой, которая плотнее, чем туман, накрывший грандиозную немецкую контратаку» {594}. И даже когда новости наконец стали публиковать, «официальные сообщения на целых 48 часов отставали от событий» и были намеренно расплывчатыми. Некоторые старшие офицеры в Главном командовании считали журналистов ненужным злом. Беделл Смит сказал во время телефонного разговора со штабом 3-й армии: «Лично я многих бы расстрелял» {595}.

Жаловались не только корреспонденты. Британские старшие офицеры в Главном командовании считали, что эта политика имеет «катастрофические последствия для боевого духа бельгийцев и французов, если не для всех западных союзников… она подрывает доверие к нашим собственным новостям; она поощряет людей слушать немецкие передачи, чтобы узнать правду; и это порождает поток слухов… Нынешняя политика Главного командования просто заставляет общественность верить, что о серьезных бедствиях умалчивают» {596}.

В Париже многие были убеждены, что немецкое наступление нацелено на столицу Франции. Циркулировали самые дикие слухи. Коммунисты даже пытались утверждать, будто американцы настолько рассержены франко-советским договором, подписанным в начале месяца в Москве генералом де Голлем, что пропустили немцев лишь для того, чтобы напугать французов.

Гитлер в «Орлином гнезде» все еще торжествовал, хотя наступление сильно отставало от графика. Весть о великом контрударе разнеслась по всей Германии. «Совершенно неожиданное зимнее наступление в Арденнах, – писал офицер штаба группы армий “Верхний Рейн”, – это самый замечательный рождественский подарок для нашего народа. Так что мы все еще можем это сделать! (…) Мы думали, что это шестое Рождество войны вряд ли будет праздничным и счастливым» {597}. К несчастью для нацистов, отчаянное желание верить в счастливый исход вызвало слишком высокие ожидания. Многие убеждали себя в том, что Францию снова захватят и война закончится.

Некоторых женщин укрепляли в этом заблуждении письма их мужчин с фронта. «Ты и представить себе не можешь, какие славные часы и дни нам сейчас выпало пережить, – писал один лейтенант своей жене. – Похоже, американцы не могут сдержать наш могучий удар. Сегодня мы обогнали убегающую колонну и покончили с ней… То была славная кровавая баня, месть за нашу разрушенную Родину. У наших солдат все тот же боевой клич: всегда идти вперед и все сокрушать. Снег должен покраснеть от американской крови. Победа никогда не была так близка, как сейчас. Решение будет принято в ближайшее время. Мы сбросим их в океан, этих высокомерных большеротых обезьян из Нового Света. Они не попадут в нашу Германию. Мы защитим наших жен и детей от господства любого врага. И, если мы хотим сохранить все нежные и прекрасные моменты нашей жизни, никакая жестокость не может считаться “чрезмерной” в решающие мгновения этой борьбы» {598}.