– Так плеер же! – осенило Эдо.

– Тебе нужен плеер?

– В идеале, просто мой зарядить. Правда, он с Другой Стороны. Если с зарядкой проблемы, можно и новый. Но такой, чтобы флешка к нему подошла…

– И позвонить, – раздался у него за спиной насмешливый голос. – Три девятьсот семнадцать, и еще тьма каких-то гребаных цифр.

Эдо обернулся, но Сайруса не было. А голос был.

– Я не в форме, – объяснил голос. – Устал. Лень казаться прежним собой. Ни охоты, ни настроения. Хорошо погулял! Даже для меня перебор. Но ближе к ночи буду в порядке. В смысле, опять красавчиком, чтобы тебе понравиться. Чтобы ты меня своим взглядом хорошенько, как следует утверждал.

И рассмеялся так, что сразу стало непросто поверить в его «устал», «неохота» и «лень».

– Мне бы сейчас над морем витать бессмысленно и смотреть безмятежные рыбьи сны, а не с тобой человеческим голосом разговаривать, – сказал Сайрус. – Я, собственно, и витал. Но спохватился, что ты же сейчас проснешься, и ну всем подряд звонить.

– А что, не надо? – удивился Эдо. – Но почему?

– Сложный вопрос. То есть сам-то вопрос проще некуда, да не знаю, какими словами тебе объяснить, чтобы поверил и со мной согласился. Ты человек современный, не моего поколения, и на жреца не учился, а то я бы сейчас сказал: «Не круши опоры», – и ты бы сразу все понял. А так – нет.

– Опоры? – переспросил Эдо. – Звучит красиво. Но что за опоры такие, из-за которых нельзя позвонить?

– Пока твои близкие знают, что с тобой все в порядке, они своей уверенностью поддерживают тебя в состоянии благополучия. А если узнают, что ты в беде, будут, сами того не желая, поддерживать тебя своим знанием в позиции беды. Понимаешь, о чем я?

– Наверное, да, – удивленно сказал Эдо. – Я же чувствовал, что это так! Всегда о себе только самые крутые штуки рассказывал, иногда даже привирал – не для того, чтобы меня больше любили и уважали, а в смутной надежде, что если поверят, мне будет легко превратиться в придуманный вариант себя. И старался не жаловаться, как бы меня ни скрутило. Если можно было скрыть, что мои дела плохи, всеми силами это скрывал, как будто пока никто об этом не знает, беда бедой не считается. Так, ерунда, не заслуживающий внимания эпизод.

– Ну надо же, действительно понимаешь! – обрадовался Сайрус. – Вот поэтому и не звони никому. Твои друзья тебе сейчас все равно ничем не помогут. Только перепугаются, услышав, что ты в Элливале. Знают же, что это для тебя означает, не дураки. А пока они думают, будто ты беззаботно гуляешь по Барселоне, ты в каком-то смысле и правда гуляешь. Все тебе в радость, все удается, шаги легки.

– Точно-точно только поэтому? – спросил Эдо, чей скептический ум уже истосковался от вынужденного простоя: против чудес, выданных в ощущениях, особо не возразишь. И вот наконец нашел чем заняться. Когда не получается усомниться в происходящем, можно хотя бы заподозрить в зловещем умысле всех окружающих сразу, начиная с того, кто тебя спас.

Но голос умолк. То ли Сайрус окончательно развоплотился, то ли ему стало скучно все это заново обсуждать. Зато ответила Марина:

– Если что, это был не запрет, а просто добрый совет. Я имею в виду, мы не гангстеры, тебя не похитили. Если тебе придется надолго у нас задержаться, сможешь звонить сколько влезет. Собственно, и сейчас тоже можешь. Делай что хочешь, в драку с тобой не полезу. Но я бы на твоем месте послушала Сайруса. Он был при жизни величайшим жрецом Элливаля и остался им после смерти. Сайрус знает, что говорит.

Эдо кивнул:

– Ясно, спасибо. Прости, пожалуйста. Сам понимаю, что веду себя как дурак. Странно сейчас себя чувствую. Чего только со мной в последнее время не было, но под домашним арестом без права звонка адвокату меня еще никто не держал.

– И мы не держим, – улыбнулась Марина. – Кто ж тебе виноват, что необходимая помощь выглядит именно так? Давай, неси свой плеер, посмотрим, что можно сделать. Ваши контрабандисты чего только к нам не возят, может и технику с Другой Стороны уже привезли.

Зарядное устройство для плеера нашлось после первого же Марининого звонка, и уже через полчаса его привез веселый мужик с комплекцией грузчика, такой же смуглый и белокурый, как Марина; оказалось, брат. Эдо обрадовался так сильно, словно разрядившийся плеер был единственной настоящей проблемой, и если уж она разрешилась, все остальное уладится как-то само. На радостях, и еще потому, что разговоры всегда его успокаивали, подробно рассказал Марине свою историю – и как заплутал в Барселоне, и что этому предшествовало, и откуда он вообще взялся такой. Марина слушала жадно, как он сам ел, проснувшись. Сказала: «Теперь я твоя должница, от Сайруса подробностей не дождешься. Он не скрытный, просто ему скучно заново пересказывать то, что сам от кого-то узнал».

Ближе к ночи Марина ушла, сославшись на какое-то неотложное дело. Оставила ему ужин и бутылку вина. Вина не хотелось, и есть не хотелось; на самом деле, вообще ничего. Пока трепался с Мариной, все было отлично, а в одиночестве его начало лихорадить, бросало то в дрожь, то в жар. То ли на нервной почве, то ли вместо превращения в незваную тень, этого он не знал.

В таком состоянии плеер бы в уши и пройти километров десять, не останавливаясь, все бы сняло как рукой. Но километры были сейчас утопией, по коридорам особо не разгуляешься, поэтому ограничился плеером и вином. Выпил стакан, ровно столько, чтобы помогло успокоиться. Чтобы сердце не проломило грудную клетку и не сбежало вон. А потом включил домашнюю музыку и улегся прямо на каменный пол веранды, плевать, что холодный, все равно хорошо.

Когда появился Сайрус, он так и не понял. Только что не было, и вдруг оказалось, он лежит совсем рядом, и лицо у него такое сосредоточенное и одновременно мечтательное, словно стихи сочиняет. Хотя бес его знает, может действительно сочинял.

Увидев, что Эдо его заметил, Сайрус приложил палец к губам, а когда тот потянулся выключить плеер, протестующе замахал руками, дескать, даже не вздумай, не выключай.

Он и сам не хотел выключать, не дослушав, терпеть не мог посреди композиции обрывать. Дослушал трек «truba-4», который как раз только начался, и пятый, и дальше, до последней из девяти труб. Пока слушал, почти забыл о Сайрусе, благо тот его не дергал и не отвлекал. В этом смысле мертвецы Элливаля все-таки странные – по идее, призракам полагается создавать особую гнетущую, леденящую атмосферу, а их присутствие совершенно не ощущается, пока на глазах не окажутся или не заговорят.

Когда трубы закончились, Эдо выключил плеер, а Сайрус сказал:

– Цвета Янович. Незабываемая. Лучше на моей памяти никто не играл.

– Так ты Цвету знаешь? – изумился Эдо.

Впрочем, тут же сообразил, что если и удивляться, то скорее тому, что Сайрус каким-то образом услышал музыку, которая играла в его наушниках. А так-то Цвета – звезда, знаменитость, чего тут не знать. И кстати, она же несколько лет прожила в Элливале. Подробностей не рассказывала, но вроде у нее тут был эксклюзивный клубный контракт.