Доработав статью по замечаниям Сталина, в результате чего она выросла почти на полтора десятка страниц, Чикобава вновь принес ее вождю или передал через кого-то не ранее 2 мая 1950 года. Сталин опять с удовольствием принялся за редактирование. Здесь уже помимо навязчивой страсти к редакторской работе можно заподозрить и то, что Сталин решил использовать этот момент просто для того, чтобы лучше усвоить доводы Чикобавы, а затем подготовить свой собственный эффектный выход на публичную сцену. Я опускаю очередную редакторскую и корректорскую работу вождя и отмечу только принципиально важные моменты. Во всех предыдущих вариантах Чикобава подвергал критике идею Марра о кинетической (ручной) стадии развития речи. Сталин решил, что в этом месте интонация Чикобавы недостаточно решительна, и, исправляя ее, внес дополнительные аргументы, которые он позже воспроизведет и в своей статье: «Ясно, прежде всего, что когда говорят о происхождении языка, речь идет не о немом, “ручном” языке, который нельзя назвать языком, поскольку он является немым, бессловесным, – а о человеческом звуковом языке…» {375} Эта фраза целиком войдет в его собственную работу. Затем Сталин счел возможным сделать вставку в текст профессионала-лингвиста в том месте, где Чикобава, критикуя стадиальную классификацию языков Марра, говорит о китайском языке. Сталин дополняет: «…последний, как язык живой, безусловно развивается и будет развиваться в соответствии с хозяйственным развитием Китая и будет преуспевать, вопреки стадиальной философии Марра» {376} . И хотя Марр никогда не говорил, что китайский язык, несмотря на свою древность, утратил способность развиваться, Чикобава бросает ему в этом упрек, а заодно и в пособничестве расистам: «Между тем именно стадиальная классификация акад. Н.Я. Марра, отказывая определенным языкам в способности развиваться, объективно на руку расистам». Сталин исправил конец предложения: «…помогает расизму» {377} . Отметим еще одно место во втором варианте статьи Чикобавы, покоробившее вождя своим «оппортунизмом». Напомню, Чикобава хотел сохранить яфетическую теорию в ее компаративистском, дореволюционном варианте. Поэтому наряду с представлением о яфетической языковой семье и о характере языка как надстрочного явления Чикобава попытался сохранить и палеонтологический метод анализа речи. В свое время он также отдал ей дань и, видимо, теперь не хотел перечеркивать сделанное. Но в этом месте он написал очень коряво: «В принципе бесспорна палеонтология речи, как углубление истории, но не в порядке заменения истории языка и марксистски понятый сравнительно исторический метод». Сталин на полях нарисовал жирный восклицательный знак, затем русскими буквами по-грузински написал характерное «хе», то есть «дубина», а всю фразу отредактировал следующим образом: «В принципе бесспорна палеонтология речи, как один из способов изучения истории древнего языка, но не как средство заменить или отменить историю языка» (далее по тексту. – Б.И. ) {378} . Затем Сталин выкинул все развернутые выводы Чикобавы, оставив всего два кратких абзаца, добавив к ним: «…поскольку акад. Н.Я. Марр не смог подняться до правильного понимания марксизма-ленинизма» {379} .

Третья, окончательная, сильно сокращенная редакция статьи была представлена Чикобавой через четыре дня, то есть 6 мая 1950 года. Именно в этот день Сталин и направил информационное письмо членам ЦК о начале дискуссии. Но даже в этом, казалось бы, так тщательно совместно отработанном тексте Сталин умудряется править стиль, уточняет хронологию {380} . Наконец объявление о начале дискуссии и статья Чикобавы появляются в «Правде». Сталин вновь просматривает уже напечатанную статью и точно так же, как на газетном объявлении, ставит на ней (точнее, на цитате из работы Марра) карандашом знак котла {381} .

Как уже говорилось, статья Чикобавы была опубликована в тот день, когда страна отмечала шестой День Победы, и поэтому на первой полосе газеты «Правда» был помещен большой парадный портрет генералиссимуса. Читая статью Чикобавы, которая была озаглавлена почти так же, как будущая статья самого вождя, – «О некоторых вопросах советского языкознания», советские люди, конечно же, не подозревали, что перед ними текст, написанный профессором и отредактированный Сталиным. Изложим кратко основное содержание статьи в том окончательном варианте, который был опубликован в газете.

В преамбуле, ссылаясь на Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, автор почти по-марровски заявляет о необходимости изучения языка «в его соотношении к мышлению», а изучения истории языка – «в тесной связи с историей культуры, говорящего на нем народа». Но затем Чикобава заявил, что в последнее время в различных изданиях, в том числе и в «Правде», были опубликованы материалы, в которых, по его мнению, марксизм-ленинизм в языкознании подменялся марризмом. В то же время среди советских лингвистов нет единого мнения о плодотворности языковедческих построений Марра. Он отметил, что еще в 1940 году директор Института языка и мышления АН СССР им. Н.Я. Марра и «ближайший ученик Марра» академик И. Мещанинов отказался от применения поэлементного анализа, сказав, что «анализ слов современной речи по элементам ничего не дает». Однако совсем недавно, в 1949 году, замдиректора того же института доктор Г. Сердюченко вновь заявил о необходимости проведения подобного анализа. Конечно, продолжал автор, Марр в свое время сделал большое дело, борясь с «идеалистической лингвистикой», но он так и «не смог подняться до глубокого понимания сути марксизма-ленинизма, ему не удалось овладеть методом диалектического материализма и применить его в языкознании». Отсюда, утверждал Чикобава с одобрения Сталина, происходят все ошибки Марра.

Я большую часть жизни прожил в советскую эпоху, учился в советском вузе и в аспирантуре одного из исследовательских институтов Академии наук СССР, но ни тогда, ни тем более сейчас (2012 год) я так и не понял, что собой представляет «диалектический метод» и тем более не представляю, каким образом он может быть применен в какой-либо науке. На протяжении десятилетий профессора философии и «научного коммунизма» жевали бессмысленную жвачку перед многомиллионной молодежной аудиторией (и не только перед ней), тратя свои и чужие годы жизни на псевдообучение псевдонауке. «Диалектический метод познания», так же как «исторический и диалектический материализм» и масса других псевдофилосфских терминов, служили в качестве идеологического мусора, которым забивали любой канал, через который могла бы просочиться живая мысль. Для советских же идеологов разных времен, и в особенности для Сталина, с помощью этих понятий при желании все можно было объявить «антимарксистским», «метафизическим» и «реакционным» или, наоборот, истинно «прогрессивным» и передовым. Подобные словоформы можно было опорожнять или вновь заполнять по мере необходимости любым содержанием. Если Марр (как и многие ученые старшего поколения) в начале 30-х годов только учился такому диалектическому «ремеслу», то более молодой Чикобава и другие участники дискуссии к 1950 году вполне уже им владели.

В первом разделе статьи Чикобава изложил свое понимание яфетической теории. Он выделил в ней учение о яфетических языках, их природе и происхождении, а затем общелингвистические принципы академика Марра. Кратко проследив этапы развития яфетической теории от момента установления родства грузинского языка с семитическими и до момента распространения этого понятия на значительную группу до индоевропейских языков, объединенных Марром в «третий этнический элемент Средиземноморья» (первые два – это индоевропейский и семитический). Именно здесь Чикобава ловит Марра, как ему казалось, на противоречии: если грузинский язык входит в яфетическую группу, то какими образом он может быть отнесен в то же самое время к семитическим языкам? – задавал он вопрос. Чикобава готов был принять яфетическую теорию в ее раннем варианте именно потому, что грузинский язык попадал в особую яфетическую языковую семью и на него не падала «тень» семитизма. Поэтому до 1920 года теория Марра была хороша, но, продолжал далее Чикобава, Марр стал бесконечно расширять круг яфетических языков, заявив, наконец, что это вовсе и не языковая семья и что поэтому «генеалогическая классификация заменяется стадиальной классификацией. Место истории занимает палеонтология речи». Последняя, с ее четырехэлементным анализом и единством языкотворческого процесса, и стала главным объектом критики автора. Особенно возмутило Чикобаву такое заявление Марра: «Язык такая же надстроечная общественная ценность, как художество и вообще искусство». «По нашему мнению, – продолжал он, – ставить знак равенства между художеством (вообще искусством), с одной стороны, и языком, с другой стороны, как надстроечными категориями никак нельзя». Но, несмотря на это, язык все же правильно отнесен Марром к надстройке. Это противоречивое утверждение Чикобавы Сталин не убрал из его статьи (или Чикобава в данном случае проявил упрямство?), но взял себе на заметку для своего будущего выступления. О том же, почему Марр отнес язык к тем же общественным ценностям, что и «художество», рассмотрим позже в связи с анализом теории «символических форм» философа Эрнста Кассирера.