– Да – шлейф… Но вы понимаете, какое дело: зрители до сих пор не могут мне простить, что я как Андрей Болконский не женился на Наташе Ростовой… Вот что такое шлейф… А тем более шлейф отрицательной роли… Вы как-то не подумали об этом…

– Да, честно говоря, не подумал. И я не согласен, что это отрицательная роль.

– Мне не каждую роль уже можно играть…

Тихонов говорил задумчиво, вроде бы не отказывая, но, судя по тону, скорее не соглашаясь, поэтому мне пришлось задать наводящий вопрос:

– Значит, не возьметесь?

– Нет, конечно! О чём вы говорите!

– Ну, тогда я пошёл.

Он провожает меня на лестничную площадку, я стою, жду, когда лифт придёт – ситуация неловкая, пауза затянулась. Тихонов спрашивает:

– А остальные роли кто у вас играет?

– Ну, мы ещё придумываем…

– Ага, ну хорошо, ну ладно…

– До свидания.

– Всего доброго.

В результате сыграл Олег Табаков, чем внёс существенный вклад в капитализацию нашей картины. С ролью он справился прекрасно, и я ему очень благодарен за согласие участвовать в эпизоде, где работы всего на пару съёмочных дней, а ведь он – крупный актёр, величина, вполне мог и отказаться.

Через год, ещё до проката в кинотеатрах, когда «Москву…» показывали в маленьких просмотровых залах «Мосфильма» и народ, как говорится, на люстрах висел, я неожиданно заметил среди зрителей Тихонова. Когда фильм закончился, он вышел из зала, и смотрю: идёт ко мне.

– Я вас поздравляю! Получилось очень достойно. – Вячеслав Васильевич сделал паузу. – А ведь у вас была для меня роль…

И только задним числом до меня дошло: «Ах ты, чёрт! Вот что имелось в виду!»

По правде сказать, хорошо, что он не стал тогда намекать или просто без всяких условностей спрашивать: «А кто у вас Гошу играет? Почему вы мне Гошу не предлагаете?» Я вполне мог от стеснительности согласиться, подумать, что, может быть, Тихонов и есть настоящий Гоша. Тем более на тот момент готового решения, кто должен сыграть эту роль, у меня не существовало.

31

О том, как искали Гошу, о перфекционисте Никитине, о тех, кто стеснялся фильма, актрисе Алентовой, ставшей черноглазой и темноволосой, и предложении вырезать одну их сцен

Гоша – персонаж лет 40–45, во всяком случае я его представлял таким. Мы сделали пробы нескольких актёров в этом возрастном диапазоне, но результат меня не удовлетворил. Пробовали Игоря Охлупина из Театра Маяковского, а ещё Виталия Соломина, который получился хорошо, обаятельным малым, но без должной основательности, серьёзности.

Мы много тогда общались с Володей Кучинским, говорили не переставая о картине, раскладывали пасьянсы фотографиями артистов и почти все у нас уже подобраны, а Гоши нет, и мысли только об этом, безусловно, ключевом персонаже. И вот сидим мы в какой-то из дней, обсуждаем наши проблемы, а фоном работает телевизор – на экране фильм Хейфица двадцатилетней давности «Дорогой мой человек». И мы говорим, говорим, и всё чаще, не сговариваясь, начинаем поглядывать на экран и потом почти одновременно: «Баталов!»

Нужно понимать, что в 1978 году такое явление, как актёр Баталов, – это было нечто очень далёкое и, можно сказать, архаическое, откуда-то из прошлой жизни. Но, с другой стороны, почему бы не попробовать?

Звоним, договариваемся передать сценарий, Баталов ведёт себя подчёркнуто демократично, даже по-свойски, эта манера была его фирменным стилем, проявлением своеобразного аристократизма, когда и с царём, и с мужиком общение идёт по одним правилам.

Алексей Владимирович прочёл сценарий и сказал: «Нет, вы знаете, не могу, у меня дела, ставлю спектакль на радио…» Я понял, разумеется, что это вежливая форма отказа.

Баталов отказался, но в связи с возникновением его кандидатуры удалось выйти за границы возрастного коридора, которые я сам себе установил. Размышления о возможном исполнителе роли Гоши стали свободнее, я даже подумал, а не предложить ли Ефремову, начал перебирать в голове другие варианты, но конкретных предложений пока никому не делал, и тут – звонок. Помню, дело было поздно вечером, часов в двенадцать, наверное: «Здравствуйте, это Баталов. Вы знаете, я подумал-подумал, а гори оно всё синим пламенем, давайте работать…»

И это уже в разы повысило капитализацию нашего проекта: Баталов есть Баталов. Хотя Дунский с Фридом сказали мне: «Володя, вы берёте Баталова? Ну что вы, он уже в тираж вышел, это совсем неинтересный вариант». И в определённом смысле они были правы, Алексей Владимирович действительно вышел в тираж к концу 70-х, и это поразительно, ведь ещё в 60-е годы он был любимейшим актёром, сыграл выдающиеся роли в великих картинах, но к 1978-му воспринимался неплохо сохранившимся музейным экспонатом.

Уже когда мы закончили картину, я посмотрел фильм «Поздняя встреча», который снимался в 1977 году по нашумевшей повести Нагибина «Срочно Требуются седые человеческие волосы» – совершенно, мне кажется, фальшивая вещь, как, впрочем, и её экранизация. Баталов сыграл лётчика, у которого роман с молодой актрисой, и, если бы я увидел эту работу до того, как решил пригласить Алексея Владимировича на роль Гоши, он бы у нас точно не снимался. Снова стоит вспомнить ставшее афоризмом высказывание Катрин Денёв: «Женщина-актриса – больше чем женщина, мужчина-актёр – меньше чем мужчина». Действительно, долгое пребывание в актёрской профессии вымывает из мужчины мужское начало, и в этой роли Баталова правота Катрин Денёв бросалась в глаза. Он был фальшивым, как и весь фильм, выглядел кокетливым, пытающимся понравиться, что мне в мужчинах невыносимо. Но когда я с Баталовым познакомился, увидел: он – настоящий мужик, отличный мужик. У него руки золотые, он, например, сам себе машину ремонтировал, часами мог под ней лежать, что, кстати, роднило его с персонажем Гоши. Просто в «Поздней встрече» режиссёр, к сожалению, не вытащил этих качеств из Алексея Владимировича, и осталось в картине одно интересничание.

Но в руках таких режиссёров, как Иосиф Хейфиц, который, по сути, создал из него актёра, как Михаил Ромм, который сделал его знаменем шестидесятников, Баталов выглядит мощным и мужественным. К счастью, Алексей Владимирович был очень гибким, пластичным артистом. И абсолютно не амбициозным. Помню, как на съёмках я начал ему подробно рассказывать о роли, был эмоционален и многословен, а он вдруг говорит спокойно, по-деловому: «Покажи». И вот я проигрываю целиком сцену, и он повторяет мой рисунок, но делает это уже в пять раз лучше, потому что добавляется его индивидуальная манера – в первую очередь природная интеллигентность. И в итоге получается образ тонкого, мудрого, сильного человека.

Именно таким я и хотел сделать Гошу, но ещё мне хотелось показать в этом герое необычного представителя рабочего класса. Гоша в сценарии Черныха – обыкновенный строитель, но мне этой краски было недостаточно, хотелось найти более интересное решение. И вот я откуда-то из газет почерпнул сведения об особой пролетарской породе – квалифицированных рабочих, которые не просто у станка стоят, делают механическую работу, а вовлечены в исследовательскую деятельность наравне с инженерами, заняты экспериментами вместе с учёными, придумывают технологии и в итоге становятся соавторами изобретений и открытий.

Чтобы прогрузиться в тему, я даже познакомился с редактором журнала «Изобретатель и рационализатор», попросил найти мне прототип, правда, реальные рационализаторы меня ничем не обогатили, единственное – стало понятно, что Гошу следует погрузить в академическую среду. Исходя из этого принципа, подбирались Гошины друзья, появляющиеся на пикнике.

Мне хотелось создать образ неординарного рабочего ещё и потому, что в кино и на эстраде 70-х годов уже прочно прижились работяги-пьяницы, ни на что не способные дурачки из простонародья – целая галерея отталкивающих портретов, разнообразные вариации на тему «в греческом зале».

Кроме подбора актёров, возникали, разумеется, и другие проблемы. Довольно долго я не мог определиться с композитором, не очень понимая, какой вообще должна быть музыка. Рассматривался даже вариант использовать только известные песни, ставшие приметой времени. У нас на студии был очень хороший музыкальный редактор, Минна Яковлевна Бланк, я предлагал ей разные варианты, и она из моих довольно сбивчивых объяснений сделала неожиданный вывод: «Вы знаете, вам нужен Серёжа Никитин…» А я даже не знал, что он пишет музыку, Никитин был мне известен только как исполнитель песен Таривердиева в «Иронии судьбы».

И вот Серёжа пришёл на студию, прихватив с собой товарища, Дмитрия Сухарева. К этому времени мы уже сняли значительную часть картины, поэтому я смог показать почти половину фильма и таким