— Но тираж уже напечатан! — отчаянно взмолилась я.

Освальд поднял на меня серьезные глаза.

— Перепечатаете!

Ага! Стоило подумать, что вложенные деньги пойдут прахом, глаза защипало.

— Ладно, давайте черновик про Нильсе! — он протянул ладонь. — Переделаем эту историю.

— А его еще нет, — пролепетала я.

Освальд нахмурился, застучал пальцем по столу, разрывая тишину библиотеки дробью, и громко крикнул:

— Верен! — когда тот появился, потребовал: — Стопку листов, дополнительный набор, арского и два фужера!

— Зачем? — удивилась я.

— Аудиенция через три дня, а значит, времени в обрез.

— Будете писать со мной?

— Верно. Должен же Вейре гордиться отцом! — он обаятельно улыбнулся. — Итак, Нильсе — принц! Блондин, картавит и зелеными глазами, — склонился над листом и заскрипел пером.

— Почему зеленоглазый?

— Это не намек на меня, — хитро щурясь улыбнулся Освальд, демонстрируя обаятельные ямочки на щеках с легкой щетиной. — У принца Агольма тоже зеленые глаза, правда, не ближе к карему, и он картавит. А девочку будут звать Кильрика!

— Какая девочка?! — не поняла я. — Нет в «Нильсе» никаких девочек. Да и имя дурацкое!

— Понятия не имею, какая девочка, но Агольму нравится Кильрика Вилетен — рыжеволосая толстушка, с румяными щечками и конопушками из очень влиятельной семьи. Кстати, она предпочитает голубые наряды. Поэтому куда хотите, туда и вписывайте красотку.

— А у Кильрики есть брат?

— Наконец-то, верно мыслите, Корфина! Целых два. Ну, есть идеи?

Когда Верен принес вина, я первая схватила фужер и отхлебнула махом половину, чем поразила герцога.

— Вино крепкое, — задумчиво произнес он, переводя взгляд с меня на мои губы, на фужер с рубиновой жидкостью, снова на меня…

— Да?! Не заметила, — поставила злополучный фужер обратно на поднос и, сложив руки за спиной, начала расхаживать по библиотеке, придумывая совершенно новую, свою историю про трех — четверых подростков, обязательно с принцем, спасающим Кильку… из крысиных лап… Но что-то в голову ничего подходящего не приходило.

— Крысами могут быть злые герои, которых ведьма обратила в тварей за подлости, — неожиданно пришла мысль.

— Пусть будет ферейцами, — кивнул герцог. — Еще вина? Оно хорошо влияет на вдохновение.

— Нет, — смерила его осуждающим взглядом и снова погрузилась в обдумывание сюжета.

Придумывать сложно, особенно если надо делать это срочно, в авральном режиме, под заказ, при этом избегая явного подхалимажа. Да еще под критикой Освальда.

Он требовал больше героического экшена, с кровищей, смелыми до безрассудства героями и щедрыми на подарки феями. Я пыталась вплести в детскую историю романтичные чувства юных подростков в моем, а не герцогском понимании. И в итоге от сказки про приключения Нильса ничего не осталось, даже гусей.

— Говорю же, Корфина! Бабочкины крылья не поднимут Кильрику! Нужен другой поворот!

— Это сказка! В них и стулья летают!

Мы спорили до хрипоты, растрачивая силы на пререкания. Я нервничала, не в силах придумать ничего дельного, но отступать не собиралась. И в итоге мы сели за разные стороны стола и принялись писать каждый свое творение.

Зачем ему это — понятия не имею. Но, несмотря на усталость, Освальд продолжал что-то карябать пером. Он так быстро писал, поскрипывая пером, что я откровенно завидовала ему.

Посмотрела на герцога тайком и нарвалась на его взгляд. Он подмигнул и заскрипел еще быстрее.

У меня же ничего не выходило. Я, чтобы успокоиться, глотнула еще вина, просто отпустила все мысли… и совершенно неожиданно подумала:

«А что, если Кильку похитит снежная ведьма? А Нью Кай пойдет спасать ее, по пути отбиваясь от крыс и разбойников…» — от радости взвизгнула и села записывать план.

— И что вы там придумали? Выглядите счастливой.

— Не скажу!

— Тогда и я не скажу! — он отодвинул свои листы на самый край стола.

— Ну и не надо! — а самой жуть как интересно, чего он там придумал.

— Ладно… — я как на духу рассказала ему про Кая и Герду наоборот, про цветочную ведьму, разбойников, короля и королеву, воронов и бабок чукчей… Освальд смотрел на меня не моргая, пока я не остановилась.

— Ну, как? — спросила его.

— А крысы где? — деловито осведомился он. — Королеве обещаны крысы.

— Надоели мне крысы! — выдохнула я.

— За это надо выпить! — Освальд налил вина, и мы пригубили еще понемногу.

— А вы что написали?

— Стыдно признаться — ничего! Просто вензеля подбирал. Какой красивее выйдет — тем и украсим титульный лист вашей истории, — и, глядя на меня самым честным взором, протянул листы.

— Да это мухлеж! — возмутилась я, убедившись, что он действительно не написал ни абзаца.

— Увы, вынужден признаться, мне не хватает фантазии, — Освальд печально вздохнул и встал размяться. К этому времени я тоже устала и последовала его примеру.

Уже давно глубокая ночь. В библиотеке горит лампа, а на улице кружит редкий, крупный снежок…

Я стояла у окна и любовалась им, пока не заметила за спиной движение. Обернулась и почти уткнулась Освальду в грудь.

Посмотрела на него возмущенно, однако он и не думал уходить с дороги. Наоборот, упер руки в бока, нависая надо мной, и грозно спросил:

— А что такое ерунда?

— Мелочь, — попыталась выскользнуть из узкого пространства, между подоконником и герцогом, и тут же была поймана.

— А кочкать мозги? — он смотрел в глаза и не собирался отпускать меня.

Я изо всех сил уперлась в горячую мужскую грудь ладонями, но небольшое расстояние между нами не увеличилось ни на миллиметр. На Освальде рубашка и жилет, только сейчас этого недостаточно. Настолько сложилась щекотливая, интимная ситуация.

— Чтобы разговаривать, не обязательно распускать руки! Отпустите! — потребовала, удваивая силы.

— Тогда ответьте.

— Донимать!

— Да? А по смыслу больше похоже на «ревновать», — на его лице мелькнула знакомая улыбка.

— Опять вы за …! — не успела ахнуть — он коснулся губами моих губ…

Освальд целовал нежно, мягко, даже трогательно. Прислушиваясь к нахлынувшим ощущениям, я застыла истуканом, позабыв, что наглецу следовало бы влепить пощечину или пнуть по генофонду… Но в его поцелуе нет ни капли грубости, только волшебство, которого прежде никогда со мной не случалось. Смешно, но мягкие, пахнущие ягодным вином губы Освальда целовали легкими касаниями крыльев бабочки, настойчиво и нежно.