В сентябре 1897 года, когда Ренуар второй раз сломал правую руку, Воллару пришлось вести дела с Алиной[893]. Услышав о травме, крестный отец Жана, Жорж Дюран-Рюэль, написал Ренуару: «Я узнал, что с Вами произошел несчастный случай, Вы сломали руку; надеюсь, что все встанет на свои места и через какое-то время Вы опять сможете нормально ею пользоваться. Вам с ней явно не везет – отец сказал, что Вы однажды ее уже ломали»[894]. 7 сентября 1897 года Алина, от имени Ренуара, написала Воллару: «Я получил посланные тобой 300 франков. До конца октября останусь в Эссуа. Если будут какие-то сногсшибательные продажи, пожалуйста, пришли мне что сможешь»[895]. Примерно в это время, через год после смерти матери Ренуара, Алина рассказала Воллару о многих ранних работах Ренуара, которые по-прежнему хранились у родных художника в доме у его матери[896]. Воллар съездил в Лувесьен и подчистую скупил эти работы[897]. Кроме того, он приобретал работы Ренуара у других владельцев, в том числе у Винсента Ван Гога, восхищавшегося Ренуаром. После смерти Винсента в 1890 году и его брата Тео в 1891-м Воллар обратился к невестке Винсента Йоханне Ван Гог-Бонгер и в 1897 году приобрел три работы Ренуара[898].

Через несколько лет после знакомства с Волларом и Андре в жизнь Ренуара вернулся старый друг, до того несколько отдалившийся. Жорж Ривьер был его добрым приятелем в середине 1870-х, в годы импрессионизма, но после этого редко появлялся в жизни Ренуара. Однако в 1897 году жена Ривьера, Мария-Ева Яблоцкая, умерла от туберкулеза, оставив Ривьеру двух юных дочерей, Рене и Элену, двенадцати и пятнадцати лет. Ривьер начал восстанавливать связи со старыми друзьями, он и его дочери сблизились с Ренуарами. Возможно, Алина обрадовалась знакомству с девочками, ведь она с удовольствием принимала у себя Жюли и ее кузин и относилась к ним с неизменной добротой. Что до Жюли, Жанни и Поль, они в свою очередь все сильнее привязывались к Алине. 17 ноября 1897 года в Париже Жюли записала в дневнике: «Навещали мадам Ренуар, которая опять уезжает в Эссуа. Она была с нами очень мила, а Жан такая прелесть». Месяц спустя Жюли пишет: «Ужинали у Ренуаров… Мадам Ренуар крайне любезна. Она действительно к нам привязалась, и мы очень долго болтали о ее родных краях»[899].

Алина явственно страдала ожирением, и Жюли часто пишет об этом в дневнике. Например, в Эссуа в сентябре 1897 года она отмечает: «Приходила невестка месье Ренуара с сыном; мне больше нравится мадам Ренуар, откровенно толстая и похожая на крестьянку. Эта другая толста, но без округлости и выглядит очень противно со своими большими выпученными глазами; она не произнесла ни слова и явно чувствовала себя очень неуютно»[900]. О полноте Алины Жюли поминает постоянно, начиная с первой совместной летней поездки с Ренуарами в 1895 году. Десятилетний Пьер и Алина пошли купаться, и «Пьер сказал ей: „Маман, если на тебя смотреть снизу, ты кажешься еще толще“»[901]. Жюли вспоминает и еще один эпизод, связанный с полнотой Алины: «Мы несколько раз застревали на песчаных отмелях. После долгих безуспешных попыток сняться с мели мадам Ренуар навалилась всем весом на нос лодки и тем самым сдвинула ее»[902]. Кроме того, Жюли отмечает плохую физическую форму мадам Ренуар: «Мы провели весь день в Сен-Николя, там и пообедали… Пришел автомобиль и забрал мадам Ренуар, а мы с месье Ренуаром вернулись пешком»[903]. Алина периодически пыталась похудеть, однако со слов как Ренуара, так и других мы знаем, что борьба с лишним весом растянулась на всю ее жизнь. В декабре 1897 года Жюли пишет: «Она… пьет только молоко. Ужасно мучается голодом, но похудела, вернее, стала менее толстой»[904]. Тем не менее несколько лет спустя Ренуар пишет Жанне Бодо: «…моя жена полнеет»[905].

Хотя Жюли Мане и нравилась Алина, она постоянно упоминает властный характер супруги Ренуара. Алине доставляло удовольствие по-матерински командовать девочками и выступать в роли дуэньи трех «маленьких Мане», как она их называла, по воспоминаниям Жанны Бодо, которая также пишет, что однажды Алина не позволила кузинам принять приглашение на праздник, на который ее родители ее отпустили[906]. Не менее строго Алина контролировала и Ренуара. По мере того как Габриэль брала на себя все ее прежние обязанности, в том числе и обязанность позировать для Ренуара, Алина все отчетливее предпочитала роль домоправительницы: она руководила всеми, в том числе и своим больным мужем. В 1899 году Ренуар жаловался Берару, что жена командует им «как большим ребенком»[907]. Художнику, нездоровому и ненавидящему любые конфликты, проще было дать жене волю, чем возражать против ее решений, хотя ему очень часто приходилось поступать по-своему за ее спиной. В феврале 1898 года Жюли пишет об отношениях Ренуаров: «Он сегодня был такой забавный. „Мне нужно было стать подкаблучником“. – „Но разве Вы не…“ – попытались возразить мы – Поль, Жанна Бодо и я. Месье Ренуар, судя по всему, очень удивился и через некоторое время сказал, что мы только что раскрыли ему глаза на то, о чем он никогда не подозревал»[908].

Так что если при Алининой властности Ренуар все-таки хотел поступать по-своему, у него оставался единственный выход: жить, по большому счету, отдельно от жены. Они спали в разных комнатах, иногда на разных этажах и часто путешествовали поодиночке. В декабре 1900 года Ренуар написал Дюран-Рюэлю: «Моя жена проведет новогодние каникулы в Париже. Зайдет к тебе передать от меня кое-какие новости и сообщить мне по возвращении новости о тебе»[909]. На следующий день Андре пишет Дюран-Рюэлю: «Поехал сегодня повидать папашу Ренуара, который оправляется от приступа подагры, свалившей его на прошлой неделе. Собираюсь провести у него несколько дней, пока он один, поскольку мадам Ренуар в следующую субботу нужно в Париж»[910]. Ренуар часто пользовался отсутствием жены, чтобы погрузиться в работу. Об этом он в 1898 году пишет одному из друзей: «Жена уехала на месяц на родину, хочу воспользоваться миром и покоем, чтобы как следует поработать»[911].