В-третьих, общественно-экономическое положение Ренуара и его происхождение тоже способствовали поддержке антидрейфусаров. Как говорилось выше, его деда по отцу бросили родители и его взял к себе в дом сапожник, поэтому Ренуар всегда чувствовал себя чужаком в обществе более состоятельных, лучше образованных и обладающих более широкими связями друзей-импрессионистов, большинство из которых принадлежали к высшему классу и лишь несколько – к среднему. В мире искусства вообще преобладали люди из высшего класса, и Ренуар ощущал себя отщепенцем, взирающим на это изысканное общество со стороны. Чтобы оправдать свое присутствие в этом кругу, Ренуар зачастую поддерживал общее мнение. Высказать свое несогласие со всеми значило бы подчеркнуть свое отличие от остальных людей мира творчества и тем самым отграничить себя от него. Ренуар, как чужак, не мог позволить себе дистанцироваться еще сильнее.

И наконец, антидрейфусарство Ренуара можно объяснить его привычкой манипулировать другими – ведь эта точка зрения была большинству ближе. Среди тысяч сохранившихся писем Ренуара наиболее оголтелым выглядит одно, адресованное Берару и отправленное примерно в 1899 году, в разгар «дела Дрейфуса» и еще до того, как Ренуар сдружился с Бернхаймами: «Дорогой друг, Дюре (все то же „дело Дрейфуса“) защищает Бернхаймов, омерзительных евреев, от Дюран-Рюэля. Когда я его, Дюре, увижу, я скажу ему, чтобы не совал нос куда не надо. Такого человека больше нельзя приглашать к себе. Всего лучшего, Ренуар. Возможно, Бернхаймы обещают более высокую комиссию, это пока секрет»[859]. Ренуар расстроен, поскольку подозревает, что Дюре пытается продать некоторые его работы Бернхайму, а не Дюран-Рюэлю, который был на тот момент основным агентом Ренуара. Это письмо выглядит расчетливой попыткой предупредить Берара о том, что, если и он захочет продать какие-то из своих сорока картин Ренуара, он должен обращаться к Дюран-Рюэлю, в противном случае Ренуар рассердится на него так же, как и на Дюре. Сегодня такие высказывания назвали бы ксенофобскими и они звучат гораздо реже; во времена Ренуара, особенно по ходу «дела Дрейфуса», это никого не удивляло.

Высказывания Ренуара необходимо рассматривать в контексте его поведения в отношении евреев до, во время и после окончания «дела Дрейфуса». Нужно признать, что в его поступках не просматривается никакой ненависти. Вспомним уже известное из предыдущих глав: в юности он четыре-пять лет отработал в фарфоровой мастерской, принадлежавшей братьям-евреям Леви. Когда ему было двадцать, его брат Пьер-Анри женился на дочери своего работодателя, еврейке Бланш-Мари Бланк[860]. Ренуар всю жизнь поддерживал отношения с Анри и Бланш. В 1870-е и начале 1880-х у Ренуара, благодаря его покровителям Шарпантье, Дюре и Эфрусси, появилось множество заказчиков-евреев, которым он писал портреты[861]. Даже в разгар «дела Дрейфуса», в 1898 году, он охотно обедал в доме своего друга, еврейского писателя Таде Натансона (см. далее). Кроме того, Ренуар дружил и с другими евреями, в том числе с Арсеном Александром, Шарлем Эфрусси, Катюлем Мендесом и Клодом Роже-Марксом; среди его заказчиков-евреев были Каэн д’Анвер, Фульды, Альфен, Нуньес, Стора и Мендес.

В рамках этого обсуждения стоит очертить непростые отношения Ренуара с Писсарро. Писсарро был его собратом-импрессионистом, с которым Ренуар дружил сорок лет, до самой смерти Писсарро в 1903 году. На картине Ренуара 1876–1877 года, где изображены художники в его мастерской, присутствует и Писсарро – его лысая голова показана в профиль. Писсарро был родом из еврейской семьи среднего класса, потом стал агностиком и женился на нееврейке; тем не менее, как уже было сказано выше, дети его продолжали исповедовать иудаизм. Благодаря дружбе с Писсарро Ренуар в 1883 году получил и с благодарностью принял заказ на портреты членов семьи состоятельного кузена Писсарро, Альфреда Нуньеса[862]. На следующий год Ренуар познакомился с другим кузеном Нуньеса, Лионелем, который помог ему написать манифест для «Общества нарушителей правил»[863]. Через несколько лет между Ренуаром и Писсарро возникли трения, поскольку их творческие пути разошлись. Ренуар начал экспериментировать с энгровским импрессионизмом, который Писсарро публично отверг, а сам Писсарро обратился к пуантилизму – стилю, который Ренуару не нравился. И в этот период, и позднее всем известный анархизм Писсарро пугал Ренуара, неизменно остававшегося патриотом Франции и приверженцем французского национализма. По сути, в 1881 и 1882 годах не только Ренуар, но также и Моне с Кайботтом считали политические взгляды Писсарро и его друзей, Гогена и Гийомена, чересчур революционными[864]. Симпатии Писсарро к анархизму были настолько широко известны, что в 1894 году ему пришлось бежать в Бельгию, чтобы спастись от устроенной в Париже облавы на анархистов. Жюли Мане записала в своем дневнике в октябре 1897 года: «Также говорили о Натансонах. Месье Ренуар сказал, что очень опасно поддерживать анархистов, таких как Фенеон, которые занимаются литературой и только и дожидаются возможности броситься в политику, – рано или поздно они совершат что-нибудь ужасное. Полагаю, что он прав. Писатели слишком часто поддерживают недостойные начинания, тогда как художники – люди более здравомыслящие. Впрочем, Писсарро – анархист»[865].

Ренуар и Жюли Мане настороженно относились к Писсарро из-за его анархизма, а Дега – из-за еврейского происхождения. Поль Синьяк вспоминает один инцидент, случившийся в феврале 1898 года: Дега и Ренуар шли вместе по улице и заметили, что к ним приближается Писсарро. Дега перешел на другую сторону улицы. Поскольку Дега был ему более близким другом, Ренуар последовал за ним, чтобы не встречаться с Писсарро. Синьяк пишет в дневнике: «Он [Писсарро] сказал мне, что после всех этих антисемитских событий Дега и Ренуар его избегают и больше не здороваются. Что может твориться в головах у этих умных людей, с чего они так поглупели?»[866] В этой ситуации желание Ренуара не обидеть Дега подпитывалось обидой на Писсарро за его анархизм. После этого Дега больше никогда не разговаривал с Писсарро[867]. Ренуар повел себя грубо, мелочно и лицемерно – это пример его соглашательства и влияния на него тогдашней политической ситуации. Хотя особо тесной дружбы между ними никогда не было, Ренуар и Писсарро сохраняли взаимное уважение и периодически взаимодействовали по рабочей необходимости. Около 1900 года Ренуар написал портрет Писсарро, который подписал «О. Ренуар», словно желая подтвердить свое дружеское расположение[868].