Время Лионель обычно чувствовал неплохо, но осознание того, что больше он не первый, голову закружило изрядно. Алва вернулся, и Савиньяку больше не нужно выбирать между двумя пожарами! От такого счастья он мог стоять столбом и пять минут, и десять, и двадцать, прежде чем попытался обратить на себя внимание. Тогда Валме его и заметил. Никто никого не понял, и все же лаикская эскапада имела несколько иную природу, чем олларийская и надорские похождения Давенпорта, где «хозяева» гостя видеть не могли.

Одинокая прогулка среди картин, как ни крути, продолжалась часа три, потом он сперва вытащил к себе Эмиля, а затем спровадил назад. Малыш Арно, если Придд записал верно, лег в начале второго, тут же уснул и увидел Эмиля на Грато. Мориск сбросил всадника, загорелся и помчался к какому-то городу… Уж не к тому ли, на который смотрел старинный незнакомец, сменивший на многострадальном портрете Савиньяков? В любом случае от братоубийства до шага в огонь прошло не более получаса. В Аконе малыш, проснувшись, какое-то время боролся с желанием зажечь свет, одевался, говорил с посланцем Придда, перебегал двор, объяснялся уже с самим Валентином. Кровопусканьем друзья занялись, когда наспех глотнувший хайнриховой можжевеловой Лионель пытался вновь погнать визжащую от ужаса память чудовищной галереей.

Как именно он выбирался и выбрался, Савиньяк помнил урывками, но на часы взглянул сразу же. Темная лаикская пустота сменилась отражавшим его собственное лицо зеркалом в пять минут третьего. Арно к этому времени успевал разве что натянуть штаны, так что помощь опоздала или оказалась ненужной, а как заманчиво выглядело! Пролил кровь на эсперу – открыл дверь в чей-то смыкающийся со смертью бред.

Лионель который раз взял подарок в руку и, само собой, ничего не почувствовал – адриановы реликвии не греют, не липнут, не дрожат, ничем не отличаясь от бесчисленных позднейших повторов. До поры до времени не отличаясь. Досадовать можно было долго, но зачем? Савиньяк потер виски и положил эсперу рядом с маской. Серебро светлело одинаково ясно, но черной стороны у эсперы не было. Только свет…

Рассадить лаикские и аконские кошмары по вольерам и снабдить табличками не дал вернувшийся Рединг. Блаженно улыбаясь, полковник водрузил на стол подарки для почивающего в соседней комнатке Вальдеса.

– От госпожи Линды, – доложил он. – Кроме манифеста, само собой.

– Что бы, по-вашему, сейчас сказал Первый маршал Талига? – осведомился просто маршал, любуясь сочетанием голубого воска с розовым атласом.

– «Прелестно»? – чуть не подавился смешком «фульгат».

– Мне тоже так кажется.

Поддельные незабудки в перевязанной ленточкой корзиночке так и тянуло усугубить жемчугом и послать новой графине Креденьи. Проверенные и одобренные лично Редингом закуски обещали украсить праздник, но главным все же было воззвание за двойной подписью Заля и Сабве. Будущий зять Линды не только добыл документ, но и самочинно отправился к начальству, дабы донести, как недавно встретил на дороге противозаконного Вальдеса.

– Надеюсь, – проявил заботу Ли, – молодой человек понимает, что заячьи награды, если они будут, принадлежат ему по праву.

– Я ему сказал, – заверил «фульгат» и сообщил, что на всякий случай проверил и поросенка, и невесту. Расположение пятен полностью удостоверяло свинскую личность, девушка же, по мнению Рединга, была миленькой и довольной, но отнюдь не влюбленной.

– Довольство ближе к счастью, чем принято считать. – Савиньяк поднес корзиночку к глазам, сквозь голубизну и зелень застенчиво проглянуло что-то алое. – Начиная с послезавтрашнего вечера высылайте усиленные разъезды к Кортоне. Нужно встретить человека из Олларии.

– Да, монсеньор. Кадельцы врасплох нас и сейчас не застанут, но караулы будут усилены.

– Праздники нужно праздновать, особенно во время войны. – Послезавтра было бы слишком рано, не иди речь о Рокэ и Салигане. – Караулы усильте, но время дежурства урежьте вдвое. Удачи.

Леворукий любит красное, и шутить он тоже любит… Савиньяк с любопытством раздвинул незабудки – нет, ему не показалось. Заботливо спрятанная в листьях одинокая земляничка намекала на потаенную страсть. Каролина, как тогда думалось – Ариго, часто украшала прическу земляничными букетиками, в которых ягодный жар соседствовал с цветочной невинностью. Графиня то и дело сокрушалась, что у нее нет выбора, ведь она приговорена к алому, и шестилетний Ли посоветовал бедняжке украсить себя соусными плодами. Жаль, он тогда не думал об алатском перце…

Выросший в Проэмперадора змееныш аккуратно укрыл красноречивую ягодку листком, в ответ незабудки доверчиво подмигнули желтенькими середками. Их делали долго, их делали с любовью и удовольствием, а дарили с надеждой на продолжение невероятного знакомства. Кто-то в память о чудном мгновенье кладет в книгу фиалку, кто-то оправляет в золото найденный на дороге камешек, кто-то пишет стихи, а крикливая мещанка сохранила жизнь обошедшемуся ей в немалые деньги поросенку. Графиня Креденьи без этих незабудок обойдется, не стоит она их! Маршал ухватил Линдин презентик и открыл дверь в спальню.

– Могу встать, – немедленно приоткрыл глаз Вальдес. – Но не хочу.

– Лежи, – Савиньяк водрузил приношение у изголовья. – От дамы. Несомненно, с любовью.

– Душевно, – моряк зевнул. – Я готов ей сниться…

– Начинай немедленно, – велел Лионель, возвращаясь к безумному клубку из гаданий, Излома и войны. Лаик Рокэ покинул днем раньше, чем собирался, но у заставы, прочтя письмо Эмиля, повернул к армии – китовники оттеснили и потусторонние фокусы, и Заля. Вот и хорошо; теперь война дело Ворона, если он успевает, и тех, кто уже на месте. Братьев, Придда, Райнштайнера, Ариго, которому неплохо бы уцелеть и вернуться к своей Ирэне. Неплохо бы всем вернуться ко всем и по этому поводу до одури напиться…

1

Эмиль чувствовал себя странно, наверное, так бы чувствовал себя витязь из алатской сказки, который не просто встретил мармалюку, но и принялся бы ее спасать. Не по доброте душевной и даже не из глупости, а потому что в самом деле надо. Правда, сказок о спасении мармалюк ни мать, ни кормилица не рассказывали.

– Хорошая погода, пусть и холодная, – глубокомысленно заметил маршал, разглядывая пресловутого «старого быка» Бруно. Бык, в свою очередь, столь же внимательно созерцал оленя.

– Вас полагают хорошим военным, – без особого удовольствия сообщил он, причем тоже на талиг. – Вряд ли вам приятен договор, который заключил со мной ваш брат, но приказ Проэмперадора вы обязаны исполнить.

Беседа начиналась внушительно, только самого приказа ни фельдмаршал, ни доставивший дриксенский вопль о помощи адрианианец не читали. Проэмперадор мог написать брату-маршалу «Не дай взять Доннервальд», а мог – «Пусть измотают друг друга, а потом добей бесноватых». Эмиль предпочел бы поступить именно так, но Ли решил выручать Бруно. Вот этого самого, имеющего наглость чего-то требовать.