Стражник перевел взгляд на Рэйта.

– Э-э… я…

– Живо открой ворота, или я вгоню стрелу тебе в череп.

Часовой моргнул. Оконце захлопнулось; огромные бронзовые створки медленно открылись.

Порик оказался на удивление низкорослым фрэем с белесыми волосами. Он обитал в сторожке, заваленной грязными мисками, пустыми кружками и опилками. На столе аккуратными рядами стояли деревянные фигурки животных. Часовой со страхом и негодованием глазел на Рэйта.

– Да ты не бойся, – успокоил его Малькольм. – У Рэйта сломана рука. Ему не так-то просто будет тебя придушить.

– Непросто, – подтвердил дьюриец. – Но вполне возможно.

Порик вытаращил глаза и невольно поднес руку к горлу. В другое время Рэйт бы улыбнулся, но сейчас у него было слишком мрачное настроение. Он ничего не имел против стражника: фрэй всего лишь делал свое дело. Видимо, кто-то приказал ему впускать Рэйта только на официальные собрания. Чтобы наконец увидеться с Персефоной, Рэйт решил прибегнуть к помощи Мойи. Сури, недолюбливавшая Нифрона, с радостью ухватилась бы за возможность «повеселиться», однако Рэйт не хотел поднимать шум, пока точно не узнает, что происходит. Мойя – Щит Персефоны, никто не запретит ей проводить его к кинигу. А если Нифрон все-таки попытается чинить препоны, вот тогда можно будет обратиться к Сури.

– Осторожно, вон та ступенька разваливается. Обычно я просто ее перепрыгиваю, – предупредила его воительница.

Мойя не поверила, что Нифрон специально не пускает Рэйта к Персефоне, однако не смогла найти убедительную причину, почему киниг отказывается с ним встречаться. При обычных обстоятельствах она спросила бы разрешения у Персефоны, прежде чем приводить к ней Рэйта, но нынешние обстоятельства были далеки от обычных. Началась война, Рэйт ранен, Персефона прошлой ночью едва не погибла. Времени становилось все меньше и меньше, и когда Рэйт спросил Мойю: «А что бы ты почувствовала, если бы Тэкчин лежал при смерти, а тебя бы к нему не пустили?» – она тут же согласилась помочь.

Миновав семь лестничных пролетов, они оказались на самом верху Кайпа. Здесь было промозгло и пусто. Алон-Рист мог по праву считаться олицетворением красоты и удобства, однако в Кайпе оказалось еще неуютнее, чем в Дьюрии. Несмотря на холод, голод и пронизывающий ветер, соплеменники Рэйта пели песни и танцевали, всюду разносился детский смех. В Кайпе же стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь эхом шагов.

– Мы перенесли Персефону в Обитель, – пояснила Мойя. – Когда-то там жил Алон-Рист – тот самый, в честь которого назван город. Он был единственным фэйном из племени инстарья, поэтому здешние фрэи его боготворят. Алон-Рист правил всего пять лет, пока не погиб в битве. Его покои так и оставили в неприкосновенности. – Она оглянулась. – Ты лучше ничего не трогай. Фрэи здесь над каждой пылинкой трясутся.

Если я увижу, что с Персефоной дурно обращаются, я все тут разнесу.

Перед дверями стояли знакомые охранники: Григор, Эрес и Тэкчин. Они играли в камни, и Тэкчин явно выигрывал.

– Я только тебя попросила постоять на страже, – возмущенно воскликнула Мойя, обращаясь к Тэкчину.

– Мне стало скучно, – ответил тот. – Я же не умею вырезать фигурки из дерева, как Порик, так что мне оставалось только грызть ногти от скуки.

– Мы не могли этого допустить, – добавил Григор.

– Вот уж спасибо, – съязвила Мойя, но потом, смягчившись, поцеловала Тэкчина. – Ты очень меня выручил.

Смущенный фрэй повернулся к Рэйту.

– Я смотрю, ты заработал пару царапин? – спросил он, указав на его руку.

– Не смог найти общий язык с великаном, – ответил дьюриец, бросив косой взгляд на Григора, подпирающего макушкой потолок.

– Да эти грэнморы просто скоты, – заявил Григор. – Только и умеют, что отрывать рхунам головы.

Эрес и Тэкчин изо всех сил закивали, и Рэйт – в который уже раз – так и не понял, шутят они или нет.

Мойя отворила дверь, и он вошел внутрь.

В Обители оказалось несколько комнат. На стенах висели гобелены с изображениями битв, по углам стояли статуи полуобнаженных фрэев с копьями или дротиками. Резные кресла с парчовыми сиденьями, золотые вазы и подсвечники добавляли обстановке роскоши. Рэйт впервые видел такое богатство. Уму непостижимо: все это великолепие – всего через реку от его родной хижины, слепленной из навоза. Интересно, кто-нибудь из дьюрийцев знал об этом? Вряд ли кому-то могло прийти в голову, что такое вообще возможно.

Если мы выиграем войну, каково нам будет возвращаться обратно в землянки? Изменится ли наша жизнь в случае победы? Каким станет новый мир?

Несмотря на пышность, покои казались нежилыми. Все здесь было слишком уж чистым и аккуратным. Не дом, а гробница. Рэйту не понравилось, что Персефона находилась в столь неуютном месте.

Он двинулся вперед, осторожно ступая по коврам. Дверь в дальней части зала отворилась, оттуда вышла Брин. Девушка с улыбкой махнула ему, чтобы он подошел ближе.

– Тебе повезло, она только что проснулась. Я буду снаружи.

Рэйт дождался, когда Брин уйдет, а потом оглянулся на дверь, ведущую в спальню Персефоны.

Почему мне так не по себе?

Он взялся за дверную ручку, и на мгновение его охватило желание все бросить и сбежать.

Наверное, это какая-то ошибка. Раз Мойя говорит, что у нее все в порядке, значит так и есть. Если бы Персефона действительно попала в беду, Брин бы сразу мне сказала, и Падера бы сразу мне сказала, а Мойя обязательно бы что-нибудь сделала. Они тоже любят Персефону. Я дурак.

Рэйт прекрасно понимал, что Нифрон не удерживает Персефону насильно. Он давно уже это понял, просто боялся взглянуть правде в глаза. Тяжело вздохнув, он повернулся, чтобы уйти.

– Рэйт, – раздался голос Персефоны. – Рэйт, ты здесь?

Слишком поздно.

Он медленно открыл дверь и заглянул внутрь.

Персефона лежала на огромной кровати с балдахином, укрытая толстыми расшитыми одеялами и окруженная шелковыми подушками. В спальне не было окон; три масляные лампы наполняли воздух чадом и копотью. Пахло чем-то неприятным.

– Мне показалось, Брин с кем-то разговаривает.

– Брин… э-э… она вышла.

– Заходи.

Персефона была прекрасна. Рэйт боялся, что рэйо изуродовал ей лицо. Если не считать бледности, киниг выглядела хорошо.

Рэйт медленно приблизился к кровати. На небольшом столике стояли чашки и склянки, пестик и ступка, а также плошки с какими-то порошками – они-то и издавали незнакомый запах.

– Я слышал про рэйо. Ты цела?

– Не вполне. – Персефона провела рукой по животу. – Порезы очень глубокие, так что я почти не могу двигаться, поэтому валяюсь здесь, пока остальные сражаются. Чувствую себя бесполезной. Я же киниг. Конечно, я не ожидала, что поведу воинов в атаку, как Рэглан, но все же надеялась хотя бы посмотреть на сражение.