И спустя секунду ледяной отцовский голос прошипел ему в ответ:

— Ты думаешь, что справился бы лучше? Напрасно! Ты не смог даже спасти его, не говоря о большем. Тебе никогда не стать таким, как он.

Столь сильно увлекшись напряженным подслушиванием, я как-то пропустила тот момент, когда отец и сын, поглощенные неприятной беседой, оказались в столовой. И только когда они недоуменно воззрились на меня, явно обескураженные тем фактом, что их беседа имела слушателей, я нацепила на лицо маску невозмутимости и сделала вид, что только что вошла сюда.

Но за одну секунду до этого я все-таки успела заметить, как при последних словах отца на лице Алариса промелькнуло странное выражение, неоднократно виденное мною ранее, но разгадать значение которого я не могла.

Словно яркая вспышка боли и безнадежного отчаяния, мгновенно сменяющихся ожесточенной борьбой, тени которой отражались в глубине знакомых глаз — а следом приходило безразличие. Оно пряталось за пустым и холодным взглядом, отражалось в очередной злой ухмылке, скрывалось в каждой складочке, в каждом уголке твердых губ.

И в такие моменты все попытки достучаться до Алариса разбивались о высокую стену ледяного равнодушия, справиться с которым я не могла.

Но только теперь, собственными глазами увидев отношение отца к сыну, я начала понимать причину внутренней борьбы, что непрерывно шла внутри моего вампира. И пусть я не слышала и большей части их разговора, того небольшого отрывка мне хватило, чтобы понять: Аларис постоянно сравнивает себя с кем-то, кто был для его отца дороже собственного сына.

В этот момент мои стремительные внутренние размышления прервал, собственно говоря, один из участников беседы.

— Позвольте поинтересоваться, что вы делаете здесь в этот час? Разве вам не полагается сейчас греться в мягкой постели в ожидании завтрака, на который, как впрочем, и на все остальное, у вас нет никаких прав?..

Я вспыхнула от неприкрытого презрения, коим сочился притворно доброжелательный голос хозяина замка, но прежде чем успела произнести хотя бы слово в ответ, раздалось яростное рычание Алариса, стоявшего в паре шагов от меня.

— ХВАТИТ! Я не собираюсь терпеть подобного обращения с ней. И если ты не хочешь, чтобы мы прямо сейчас навсегда покинули твой замок, ты прекратишь вести себя так с моей супругой!

Я широко распахнула глаза, в немом изумлении глядя на Алариса, не в силах сдвинуться с места или выдавить из себя хотя бы звук: все во мне задрожало от этого короткого слова…

Да, конечно, я прекрасно осознавала, что он назвал меня так только для того, чтобы помешать отцу унижать меня и дальше: в мире вампиров статус жены давал многое — в том числе и право на защиту, и, хотя бы формальное, но уважение со стороны других членов семьи. И то, что мой вампир пошел на этот рискованный шаг ради меня, говорило о многом.

Сквозь пелену одурманивающих чувств, вызванных таким коротким, но таким недостижимым словом, я с трудом расслышала, как Гералт, целую минуту буравивший сына недоверчивым взглядом, коротко прорычал сквозь стиснутые зубы:

— Я жду тебя на совете через пару минут, — уже развернувшись, он бросил через плечо, удостоверившись, что мы смотрим ему вслед: — Не думай, что я все так оставлю. Я не верю твоим словам и сделаю все, от меня зависящее, чтобы не позволить обращенной войти в мою семью.

Оставив нас в полной растерянности, он величественно покинул зал, сворачивая в сторону лестничного пролета.

Я собралась с мыслями, и обернулась к Аларису, замершему рядом со мной в бессильной злобе. Сжатые кулаки явственно свидетельствовали, что будь перед ним не его родной отец, а кто-либо другой, моего вампира от жестокой схватки не остановило бы ни высокое положение, ни могущество соперника. Оскорбленный и уязвленный до глубины души жестокими словами Гералта, он продолжал оставаться на месте, бессильно прожигая стену напротив яростным взглядом.

Прекрасно разделяя его чувства, я, тем не менее, успокаивающе прикоснулась к богато украшенному манжету, только сейчас осознавая, как красиво Аларис выглядит.

Темный сюртук идеально сидел на мускулистой фигуре, подчеркивая широкие плечи и величественную осанку. Но такое любимое и родное лицо сейчас напоминало яростную маску, застывшую в немой злобе. Я не могла смотреть на него в таком состоянии, поэтому ласковыми прикосновениями постаралась вывести его из этого океана гнева.

Он медленно приходил в себя, пока я гладила напряженные плечи, проводила пальчиками по твердой груди, невольно освежая в своей памяти события прошедшей ночи. И, судя по короткому взгляду, в котором уже не осталось ярости, а начало зарождаться совсем иное чувство, он тоже вспомнил об этом.

Тихонько улыбнувшись от осознания того, что только мои прикосновения обладают такой властью над ним, я произнесла одними губами беззвучное «спасибо», прежде чем прильнуть к его лицу с нежным поцелуем.

Этим «спасибо» я благодарила его за поддержку и уважение; за то, что он, не раздумывая, ринулся на мою защиту, не побоявшись навлечь на себя еще больший гнев отца.

А на его любовь я ответила поцелуем, вложив в него все чувства, испытываемые в это мгновение.

Не знаю, сколько бы мы вот так стояли, тесно прижавшись друг к другу, не в силах прервать неторопливое слияние жарких губ, если бы со стороны коридора не раздались быстро приближающиеся шаги.

Мы неохотно разомкнули объятия, сделав это на удивление вовремя: в следующую минуту в столовую энергичным шагом вошла хозяйка замка, деликатно сделавшая вид, что не заметила, чем мы занимались до ее прихода.

Мягким и спокойным тоном напомнив сыну о том, что в тронном зале вот-вот начнется военный совет, присутствие на котором обязательно, она обратилась ко мне с предложением показать замок, на которое я не могла ответить никак иначе, кроме как учтивым согласием.

На секунду сжав мою ладонь в своей руке чуть крепче — словно давая знак не беспокоиться, Аларис улыбнулся матери и исчез за поворотом.

Я обернулась к Делме, не зная, чего можно ожидать от этой прогулки.

Но к большому удивлению, я получила искреннее удовольствие от небольшой экскурсии, наслаждаясь великолепной обстановкой всех комнат, а также легким разговором с идущей рядом вампиршей, оказавшейся хорошей собеседницей.

Я даже забыла о том, кто она и кто я сама, непринужденно смеясь и разговаривая, пока не оказалась в уютной комнате с видом на ухоженный сад. Но не вид из окна привлек мое внимание, а полотна, висевшие на стенах.

Не удержавшись от любопытства, я осмотрела их все, с интересом уточняя, кто изображен на том или на этом портрете.

Делма спокойно комментировала каждое из них, параллельно занимаясь подсчетом плотного ряда цифр в большой хозяйственной книге — оказывается, она сама умела считать и писать, не полагаясь в этом на помощь слуг. В наше время это было большой редкостью, как правило, отцы предпочитали не обучать дочерей наукам, вместо этого стремясь поскорее выдать их замуж.