Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он настороженно смотрит на меня сквозь запотевшее стекло. Снимает наушники, вешает их на шею и поворачивает замок. Сильным рывком открываю дверь, так что Фабиан вылетает вслед за ней на крыльцо, а наушники падают на землю.
— В чем дело? Мамы дома нет.
Он пятится назад, упирается спиной в кирпичную стену. Я сжимаю кулак, рука дрожит. Вспоминаю Анди у школьного туалета и того рослого парня во дворе стокгольмской школы, который потом покончил с собой.
Меня разрывает от желания бить.
— Я знаю, что ты сделал с Беллой, — говорю я.
— Нет.
Фабиан задыхается. У него белеет лицо, плечи прижаты к стене дома.
— Я знаю, что ты сделал на площадке во время праздника.
Фабиан смотрит по сторонам в поисках пути для бегства. Вытягивает перед собой руки. Те же руки, которыми он трогал Беллу.
— Что вы имеете в виду?
Он всматривается в темноту за моим плечом и в тот миг, когда я оглядываюсь, вырывается и бежит. Три быстрых шага, бросок, захват сзади — и я заламываю ему левую руку за спину.
— Не надо! Не надо!
Адреналин заглушает все. Я не могу этого прекратить. Тащу Фабиана к двери и заталкиваю в дом.
— Ей пять лет, ублюдок! Ты понимаешь, что ты больной?
— Но я не трогал ее!
Моя рука замирает у его подбородка, я прижимаю его к стене, он не может дышать.
— Поверьте мне! — хрипит он. — Я плохо поступил с Беллой на площадке. Там было несколько парней из школы, они заставили меня. Я отнес ее на канатку и… — Он делает вдох и сглатывает слюну. — Она не хотела кататься, а я сказал ей, чтобы она крепко держалась. И все! Больше я ничего не делал!
— Ты лжешь! Петер сказал, что ты лапал ее.
— Петер?
В глазах у Фабиана мелькает сомнение, я немного ослабляю хватку.
— Ты признался ему той же ночью.
— Нет, я спросил его, что со мной будет. Мама очень сердилась и страшно боялась, что меня заберет социалка. Я пытался объяснить Петеру, что не трогал Беллу, но он совсем двинулся, потому что мама закрылась в ванной и не хотела с ним разговаривать.
Хватка снова слабеет. Силы меня покидают.
— Я обещаю, я клянусь, — говорит Фабиан. — Я ничего такого не делал!
Я не знаю, во что верить.
— Но Петер был уверен.
— А Бьянка тоже так думала? Это она заявила на меня в социалку? Они приехали и забрали меня в кризисный центр в лесу. Это было худшее, что мне пришлось пережить.
Воспоминания заставляют его замолчать.
Но он не прав.
— Бьянка никуда не заявляла, — говорю я.
Если бы она узнала, что Фабиан причинил вред Белле, то сразу бы сказала об этом мне.
И Белла бы рассказала.
Фабиан тяжело дышит, его тело напряжено, взгляд растерян.
— Я знаю, что в пятницу в машине был Ула, — говорю я. — Это он сбил Бьянку?
— Нет, в машине были только я и мама.
Он говорил, что никогда не врет, но я в этом сомневаюсь.
— Я знаю, что Ула сидел в машине. Его видели!
Фабиан качает головой:
— Мы встретили его на парковке у супермаркета. Он захотел посидеть за рулем «БМВ». Но когда поехали, его с нами не было.
Моя рука поднимается и упирается Фабиану в грудь.
— Ты лжешь!
Что-то хрустит и ломается у меня в руке. Вся моя злость уходит в костяшки пальцев.
— Это правда, — хрипит Фабиан. — Ула посидел в машине, но вышел перед тем, как мы тронулись с места.
Мысли скачут. Зачем ему садиться в машину, чтобы выйти через секунду?
— Неужели до тебя до сих пор не дошло? Бьянка мертва! — Я сильнее вдавливаю кулак ему в грудь.
— Это был несчастный случай.
— Нет. Вы должны были заметить ее. Почему вы не затормозили?
Фабиан корчится и тяжело дышит:
— Не та педаль. Мама просто нажала не на ту педаль.
— Чушь!
— Машина сбавила ход, — говорит Фабиан, — надо было нажать на тормоз, но перепутать педали так легко! Перепутать и нажать на газ.
Все это они придумали потом. О том, как водят машину, Фабиан ничего не знает. А опытный водитель никогда не перепутает педали.
— Говори правду! — Я снова беру его руками за горло.
В груди все сжимается, там как будто извивается угорь. Фабиан стонет, я крепко его держу. Я ненавижу насилие, но выбора у меня нет.
Раздается звук. Поворот ключа в замке, а потом скрип пола в прихожей.
Мы с Фабианом смотрим друг на друга, и я убираю руки с его шеи. Он делает глубокий вдох и опускает взгляд.
На миг я забываю о детях, обо всем, что у меня осталось. Все мои мысли занимает Бьянка. И все, чего у меня больше нет.
— Ты умеешь врать, — произношу я. — Ты врал, когда говорил, что не умеешь врать.
— Простите. Больше я врать не буду.
Жаклин зовет его из прихожей, но Фабиан не поднимает взгляда.
— За рулем сидел я, — говорит он.
До катастрофы
Осень 2017 года
Через неделю после злополучного праздника началась школа. Я стоял в коридоре и делал копии на ксероксе, наблюдая, как загорелые и уставшие от долгих летних каникул ученики заходят в классы.
Мне всегда нравилось это время — ранняя осень, самое начало учебного года. Особое чувство свободы, предвкушение новых событий, избавление от лишнего и новые перспективы.
— Вы слышали о Селандере? — услышал я за спиной голос Кеннета, классного руководителя Фабиана.
— Что именно?
— Вы же вроде общаетесь с его матерью? Я думал, вы в курсе.
Что все это значит? Я вдруг забыл о ксероксе, который продолжал выплевывать листы на пол.
— Фабиан ушел из школы, — сообщил Кеннет. — Его от нас открепили.
Значит, Жаклин все-таки сделала это. То единственное, что она могла сделать.
Собрала вещи и уехала.
— Его мать в клинике для алкоголиков, — сообщил Кеннет.
Лечится?
На такое я даже не надеялся.
— Это разумно, — сказал я. — А Фабиан? Где он?
Кеннет положил руку себе на живот и огляделся по сторонам:
— Фабиан на попечении социальной службы.
Вскоре об этом уже знали все жители Чёпинге: Фабиана определили в кризисный центр где-то в лесах под Смоландом, а Жаклин лечится от алкоголизма.