Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, она слишком много пьет, — заявила Гун-Бритт, — но у этой женщины есть и другие проблемы.
Они с Оке явились без приглашения, чтобы разузнать, что произошло после праздника.
— С тех пор я ни разу не видела Улу, — известила меня Гун-Бритт.
Мы тоже. И никто из нас по этому поводу не грустил. Бьянка только раз увидела его возле банка, но отвернулась и поспешила прочь.
— Мы рассчитывали, что он хотя бы извинится, — сказал Оке.
— Да, — кивнула Гун-Бритт, — он слишком много выпил.
Они ушли, а я расположился на диване с компьютером, зашел на сайт риелторской компании и принялся смотреть квартиры в Лунде.
— Посмотри четырехкомнатную возле Софиапаркен. — Рядом присела Бьянка. — Прекрасный вариант.
— И цена приемлемая.
Бьянка наклонилась над экраном и увеличила фотографию. Она выглядела искренне счастливой. Кризис миновал. Наверное, мы сможем вернуться друг к другу. Прогулки в парке Ролис, вечера на Сардинии.
— Я слышала, что это очень хороший район.
— А как там с соседями? — улыбнулся я.
Она рассмеялась и взяла мои руки в свои. Вечером мы вчетвером читали в нашей с Бьянкой кровати. Белла и Вильям в центре, мы с Бьянкой по сторонам.
— Я вас люблю, — сказал я.
— Но мы же это знаем, — произнесла Белла. — Папа, читай дальше!
Мы с Бьянкой посмотрели друг на друга поверх их голов. Я не понимал, как мог помыслить о чем-то другом.
В конце сентября мы с Бьянкой устроили себе спа-выходные в Истаде. На залитом апельсиновым солнцем балтийском побережье она целовала меня так, как когда-то в молодости.
Это было что-то вроде возвращения и новой встречи. Прежняя непреодолимая сила заставляла меня стремиться только туда, где была Бьянка. Мне все время ее не хватало, хотелось прикасаться к ее коже, находиться рядом, слышать ее голос.
В воскресенье мы лежали, укутавшись в одеяло, на втором этаже нашего номера. В ведре со льдом стояло шампанское, на губах у нас был вкус клубники, горел камин, за панорамными окнами простирался морской простор — бесконечный и синий. Впереди нас ждало будущее.
До катастрофы
Осень 2017 года
Через шесть недель я вышла на свободу новорожденным теленком. От синевы неба сжималось сердце, солнечный свет был ослепительным, а воздух — со вкусом осени. За Фабианом мне пришлось ехать на машине социальной службы. Сто километров по лесной дороге под постоянно орущее радио. Я не видела Фабиана с того мрачного утра, когда его забрали. С тех пор мы только дважды говорили телефону, он либо что-то мямлил, либо молчал. Больше всего я боялась, что он навсегда закроется. Фабиан иногда был нереально проницательным.
Он ждал, стоя на гравийной дорожке. Вещи кое-как набиты в рюкзак, и бумажный пакет из дешевого магазина. Плечи опущены, взгляд он оторвал от земли, только когда мы припарковались и я направилась к нему широкими шагами.
— Я никогда больше сюда не вернусь, — мрачно сказал он.
Мне хотелось обнять его крепко-крепко, прошептать, что отныне все будет хорошо. Тактильный контакт всегда был для нас проблемой. Я никогда не прикасалась к нему, не обнимала, как это делают мамы.
— Пообещай мне, — сказал он, — что я никогда больше сюда не попаду.
Конечно я пообещала. И на этот раз сдержу обещание.
В первые дни после возвращения домой Фабиан почти все время сидел у себя в комнате. Я заходила к нему с разными предложениями, но он от всего отказывался. Даже на велосипеде не хотел кататься.
Из школы никто на связь не выходил, а когда позвонили из социальной службы, я сказала, что мы переезжаем.
Я не могла больше оставаться на Горластой улице. Улу я бы еще вытерпела, как делала это уже несколько лет, но каждый день видеть Микки и Бьянку было выше моих сил.
Пить больше не тянуло. Теперь у меня отсутствовала потребность чем-то заглушать реальность. Я справлялась даже с одиночеством, потому что ощущала, что куда-то иду.
Конечно, я никогда бы не купила эту проклятую машину. Все было бы по-другому, если бы я оставила старую, маленькую и не такую мощную. Я же всегда осуждала тех родителей, которые платят за любовь детей вещами и подарками. Но это был единственный способ вытащить Фабиана из дому. Когда мы на новой машине вырулили из автосалона, в глазах Фабиана впервые сверкнуло будущее.
— «БМВ-323». Мама, неужели это правда? Она наша?
— Да. Твоя и моя.
Он с одобрением рассматривал переднюю панель из дерева.
— Просто мечта!
Мы молча возвращались в Чёпинге, на кольце возле «Ики» свернули на «большую» дорогу, где посаженные вдоль речки молодые деревца уже надели осенние наряды.
— Теперь тебе лучше? — спросил Фабиан.
— Намного.
— Ты бросила пить?
Отвечать на такой вопрос собственному ребенку… Я вдруг остро почувствовала, сколько вреда я ему причинила.
— Да. Навсегда. Обещаю.
На Горластой улице я остановила машину. Но музыку не выключила. Я откинулась назад и просто дышала. Дышала, пока не запотели все окна и за ними ничего больше не было видно. Плодный пузырь, защищающий от мира.
— Мама… — сказал Фабиан.
Я пробормотала что-то в ответ.
— Это ведь Бьянка виновата, что я попал в то жуткое место? Это же она заявила на нас в социалку, да?
Я тянула с ответом. Что я могла сказать? Фабиан никогда не простил бы меня, если бы узнал, что я сама попросила о лечении и отправила его в кризисный центр.
— Не волнуйся, — сказала я, — тебе никогда больше не придется там жить. Больше я тебя никогда не оставлю. Я же тебе пообещала.
Вся моя прежняя жизнь была обещанием, которое я не смогла сдержать. Но на этот раз я его больше не разочарую. Фабиан улыбался. Он снова мне доверял.
Я скрывалась. Гасила свет во всем доме и опускала жалюзи.
Я не хотела ни с кем встречаться. В Чёпинге я навсегда останусь алкоголичкой и никчемной матерью. Таким, как я, здесь никто не дает новый шанс.
Из дому я выходила редко и всегда после наступления сумерек, чтобы не сталкиваться с соседями. Они бы ничего не поняли. С Микки все было, конечно, иначе. Мы знали друг о друге многое. Но его я не хотела видеть по другим причинам. Как-то вечером я заметила из окна, что они с Вильямом играют в мяч во дворе. В клинике я много думала о Микки. Он мне снился. Я говорила о нем на сеансах терапии. Но мы никогда не будем вместе. И я смирилась.
Я связалась с маклером, и он сделал предварительную оценку. Маклер гарантировал, что дом можно легко продать. У дворов Астрид Линдгрен в Чёпинге была фантастически прекрасная репутация.