Во время войны «Истмен Кодак» взяла на себя управление складом артиллерийско-технической службы в Кингстоне, штат Теннесси, и в 1943 году Слэка утвердили на должности начальника отдела. Там его периодически навещал Голд.

Работая на складе артиллерийско-технической службы в Теннесси, Слэк передавал формулы гексогена, смеси тринитротолуола и циклонита, куда более мощной, чем тринитротолуол, которую военный флот использовал в торпедах, а армия — в ручных гранатометах. Гексоген доказал свою опустошительную мощь против танков и дотов в Западной Европе, и он же, возможно, повернул ход войны в Карибском море против подводных лодок фашистской Оси. Русские, наверно, были вне себя от радости, когда раздобыли его формулу, хотя аналогичную формулу они получили от доктора Раймона Буайе из Канады.

Слэк действовал на периферии атомной сети и, насколько известно, не передавал никаких данных по делению ядер. Пока он притворялся невиновным, к нему относились с заметной суровостью. Слэка обвинили в шпионаже в военное время, который карался смертью, и отпустили под залог в 100 тысяч долларов. 20 июня он отправился на машине в Теннесси в наручниках, прикованных к цепи, которая охватывала его талию. Трое вооруженных помощников шерифа ехали вместе с ним. Сочувствующие жители Клея во главе с преподобным Оуэном Э. Ратледжем, пастором методистской церкви, и Чарльзом Х. Рикардом, местным бакалейщиком, между тем собрали средства на то, чтобы у миссис Слэк была возможность закончить строительство дома, и его можно было бы при необходимости продать или сдать. Соседи также помогли ей оплатить насущные расходы. Они считали, что Слэки попали в беду, а не были семьей человека, который своими махинациями поставил под угрозу саму их жизнь. [Они вспоминали дело Джона М. Корсона, молодого нью-йоркского физика, который познакомился с Клаусом Фуксом при совместной работе над «Манхэттенским проектом» во время войны. Когда в 1950 году Фукса арестовали, Корсон тут же телеграфировал ему: «Разумеется, я не верю обвинениям. Если я могу тебе помочь, обращайся». Фукс ответил: «Спасибо. Ты ничем не можешь помочь. Улики изменят твое мнение». Хотя со стороны Корсона не было никакого политического участия, у него забрали американский паспорт в качестве меры предосторожности.]

Слэк так же разочаровал тех, кто ему верил, не взирая ни на какие доказательства. Приехав в Теннесси, он решил сознаться. Выполняя рекомендацию департамента юстиции проявлять снисхождение к тем, кто сознался, помощник государственного прокурора США Мик не стал просить смертной казни для Слэка, когда тот предстал перед федеральным судьей Тейлором для вынесения приговора 18 сентября 1950 года. «Ввиду того, что Слэк отказался передавать информацию русским агентам, осознав, что она предназначена для России, государственное обвинение согласно на тюремное заключение сроком десять лет», — заявил Мик. Судья приговорил Слэка к пятнадцати годам.

В своей мягкости к Слэку департамент юстиции исходил из того, что он трижды отказывался предоставить формулу гексогена, прежде чем уступил. Рассказывали, что Голд преодолел сопротивление Слэка тем, что изобразил Россию как страну, которая несет на себе всю тяжесть гитлеровской ярости, в то время как ее союзники задерживают открытие второго фронта. Советская пропаганда избегала даже намеков на миллионы тонн бензина и пищевых консервов, которые шли в Россию, как и американские военные секреты, которых было гораздо больше, чем секретов, которые когда-либо передавала Россия Америке, и никак не учитывала огромные военные усилия британцев и американцев на других театрах военных действий или того, что они связывали немецкие войска перед уже запланированным вторжением в Западную Европу. С какой стати Слэк получил снисхождение? Департамент юстиции сообщил, что Гарри Голд, курьер, работавший со Слэком, угрожал разоблачить его, если он продолжит упираться. Эта угроза всегда подразумевалась в общении аппарата со своими агентами. Будучи опытным шпионом, Слэк уже давно должен был чувствовать ее невидимое бремя. Несмотря на все недолгие протесты Слэка в Теннесси, вряд ли могут быть какие-то разумные сомнения в том, что он когда-либо не знал, куда в конечном счете отправляются украденные им секреты.

Пересказ фрагментов из признания Слэка, опубликованный Департаментом юстиции, подтвердил историю Голда и подготовил сцену для дальнейших обвинений. В данном случае исход процесса нес личное послание всем, кого разоблачил Голд: если вы расскажете все, что знаете, и тем самым поможете дальше раскрутить сеть, вам будет оказано такое снисхождение, какое только возможно на суде; в ином же случае вы получите установленное законом максимальное наказание. За кулисами происходящего оформлялась суровая, но гибкая политика США по отношению к аппарату, который добился слишком большого успеха, чтобы страна могла оставаться в покое и безопасности. В рамках этого же курса ФБР держала в тайне все зацепки, полученные от признаний, которые раскрывали возможные следы, до тех пор пока эти следы не были тщательно расследованы.

Эйб Бротман и Мириам Московиц пошли вразрез с этим новым курсом, когда ФБР задержало их 29 июля 1950 года. Сначала их обвинили в заговоре с целью чинения препятствий правосудию, но потом обвинение включило в себя шпионаж. Проявленное к ним отношение было соразмерно их тайному преступлению, которого не касался закон о сроках давности. Обвинение против них содержало две статьи. Первая касалась тех россказней, которые они с Голдом придумали в 1947 году, чтобы ввести в заблуждение федеральное жюри, расследовавшее подрывную деятельность. Вторая — фактического изложения этой истории перед большим жюри. Мисс Московиц упоминалась только в первом пункте, но вот Бротман взял оба приза. В начале августа им установили залог в 25 тысяч долларов на каждого, после того как они заявили о своей невиновности. Мисс Московиц отчаянно умоляла снизить ей залог до одной тысячи.

— Шпионская деятельность иных лиц, нежели два моих подзащитных, повлияла на это дело и вывела его за всякие разумные рамки, — заявил ее адвокат.

Обвинитель ответил, что они оба фактически участвовали в шпионаже, тогда как обвиняются они в даче ложных показаний под присягой для скрытия шпионажа.

— Государственное обвинение утверждает, что тайные встречи обвиняемых не носили характера пикника воскресной школы, — сухо заметил прокурор США Ирвинг Хауард Сэйпол.

Жена Бротмана Наоми начала отдельный процесс за снижение залога, но отказалась от него, когда один из помощников Сэйпола спросил ее, не была ли она замешана в коммунизме. Хотя залог остался высоким, Бротман и мисс Московиц сумели за несколько недель найти деньги. Их снова посадили под арест, когда в ноябре начался суд. Их адвокаты заметили, что Элджер Хисс во время процесса не находился в заключении и что одиннадцать вождей американского политбюро тоже не сидели в тюрьме во время процесса по госизмене, пока не проявили строптивость в суде.

— Сейчас у нас другое время, — коротко сказал Сэйпол, и его поддержал федеральный судья Ирвинг Кауфман.

Обвинение строилось на показаниях Элизабет Бентли и Гарри Голда. Мисс Бентли, которая работала школьной учительницей до того, как сталинисткой вступила в свое потерянное десятилетие (1935–1945), надела пурпурный шерстяной костюм в духе непоколебимой новоанглийской респектабельности. Она без колебаний признала, что была любовницей и помощницей по шпионажу Якова Голоса, но стала увиливать от прямого ответа на вопрос о возрасте и лишь потом уже сказала, что ей сорок два. Время от времени она выкрадывала документы для Голоса — в соответствии с «коммунистической этикой», сказала она.