На мой взгляд, всё выглядит следующим образом. Гульнара, обходя «пастбище мастодонтов», начиталась в архиве ерунды о запрещённом. Задумалась. Размечталась. А дар, который, как говорила сводная тётка, пробуждается при острой нужде в информации, возьми да и подскажи. Проклятая загорелась и начала интенсивно копать. Дар интерес чуял и продолжал подсказывать. И она нашла доказательство, или случайно, или с помощью всё того же дара, – крылья «бабочки». И пошло-поехало – поиск нужных людей, запрещённые архивы, знакомство с отступницей Гюрзой…

Само собой, после стольких лет непрерывных исследований она слегка… поплыла, а когда работу высмеяли, крышу сорвало напрочь. Да ещё и парень, который А., сволочью оказался, а брата, единственной опоры, рядом нет. И работу жалко, и себя, потратившую столько лет, жалко, и результата хочется положительного, и вроде как мир в опасности… Или пан – или пропал. Она пошла на риск и всё поставила на кон.

Как кровь добыла? Да прости господи, мы же женщины, и у нас есть дни, когда контролировать свою кровь сложно. Думаю, даже ведьмам в эти дни… неприкольно. Они же тоже люди. Вот Гульнара и подгадала – или случайно получилось. Или носом кровь пошла. Наблюдательность, хитрость, проворство… толика магии с каким-нибудь «расслоением души», чтобы отвлечь и забрать подсунутый шарфик. Вопрос в том, пригодилось ли добытое – получилось ли его использовать, если шарф висел среди других вещей нестиранным.

А дверь в могильник, судя по записям, она сама нашла – да, по трупам нечисти, и дар подсказал, что и как делать. И, думаю, она туда пролезла не душой, а целиком, с телом. Иначе бы Бахтияр не твердил одержимо – жива да жива. Близнецам-людям-то дано в смысле ощущения друг друга чуть больше, чем просто кровным родственникам, а если уж кровь пропитана древним волшебством… В общем, надежда умирает последней, и мне очень хочется верить, что проклятая жива. Вопреки логике, магии и прочим законам жизнедеятельности.

Что дальше? Дальше она поняла, что встряла, позвала на помощь и показала дорогу. Может, как сказала Марьяна, именно меня, чтобы не топить отступницу и её семью, но достучаться до той, что умеет открывать двери. И именно это сложное колдовство вкупе с тьмой могильника и спровоцировало перерождение. Но, опять же, соглашусь со сводной тёткой… лучше проклятой там и умереть. Или переродиться, или от нечисти… Она же её по стенке размажет, в смысле Марьяна Гульнару – за глупость, провокации и прочее. И бабушка… придёт ли? Рискнёт ли?..

Составив логичное и понятное объяснение, я успокоилась. Отложив наконец записную книжку, поужинала макаронами с сыром, напилась холодного чая и отправилась спать. Книжку оставила на кухонном столе, а вот шарф – в сумке. Вдруг пригодится.

…но, чёрт возьми, а был ли мальчик?.. Ведь при раскладе «нет» западня Марьяны не имеет смысла, как и её надежда на жаркую встречу с отступницей в могильнике, – сводная тётка найдёт там только спятившую Гульнару. И то хлеб?.. Время покажет. И всё расставит по своим местам.

Сон не шёл долго – и физический, и подсказывающий. Духота стояла невозможная. И мозги никак не хотели отключаться. Я ворочалась с боку на бок, то тревожась, то настраивая себя на пофигизм и фатализм, ибо изменить ничего не могла, только идти – вперёд к цели, и оттого опять начинала переживать. В моей работе, конечно, было много непредсказуемостей, но никогда они не сопрягались такими сумасшедшими неприятностями, вплоть до угрозы жизни. И я всегда со всем справлялась.

Я сама не заметила, как заснула, и опять не обошлось без плюща. Он не появлялся, не благоухал, но слабые отголоски знакомой колыбельной, доносящиеся откуда-то издалека, я услышала. Слух, тренированный музыкалкой, реагировал на знакомые мелодии быстро и чутко, хватая мотив – и повторяя его снова и снова. Мне хватило воспоминания о плюще, и его песня продолжилась уже внутри меня – мной самой. И я наконец выключилась.

…сон начался темнотой. Не той, ведущей по «млечному пути» – туманной и озаряемой вспышками. Нет, она была абсолютной. Непроницаемой. Плотной и вязкой, как предгрозовая летняя ночь. Единственное, что я ощущала, – это твёрдый пол под ногами. Устойчивость. И неуверенность. Где я оказалась на сей раз?..

Я осторожно вытянула руки, но ничего не нащупала. Развела в стороны – аналогично. Притопнула и услышала гулкий стук. Сделала мелкий шажок. Потом второй. Стоять – бессмысленно, идти – жутко… но делать что-то надо. И я пошла – короткими шагами, с остановками, шаря вокруг себя, но каждый раз находя лишь пустоту. Эхо шагов жалось к ногам, намекая на тесноту помещения, но мне отчего-то казалось, что оно отнюдь не маленькое.

Насчитав двадцать шагов, я натолкнулась на первое препятствие – на стену. Или на угол. В общем, передо мной обнаружилось нечто высокое, шершавое и щербатое на ощупь. Проведя ладонью горизонтальную линию, я присела и провела вторую линию – вертикальную. Пол на ощупь оказался таким же шершавым, и чётко обозначился угол его соединения с препятствием. Значит, стена.

Я встала, повернулась и шагнула уже вдоль стены, ведя по ней рукой, и сразу же замерла напряжённо. Во тьме мелькнула голубая тень – как от фар проезжающих машин скользили по стенам и потолку светлые тени. Или как от экрана сотового, когда в тёмном подъезде ищешь нужную дверь и замочную скважину. Я уставилась себе под ноги, часто поморгала и приняла как факт – светились мои глаза. Как у «нетопыря» во время охоты. Там, куда я смотрела, по серым стенам и полу скользили пятна голубого света.

Да уж… Но – сон есть сон, и это же просто сон. Так ведь?

Дальше идти стало легче. Я постоянно оглядывалась, изучая широкий коридор, пыльный пол, потолок – запредельно высокий, закутанный во мрак и неподвластный моему новому зрению. Материал, из которого построили это… помещение, напоминал обычный бетон – стены серые, неровные, то пористо-дырявые, то пупырчатые. И такие пыльные… но никаких запахов я не улавливала. Сон, да. А в реале тут, кажется, задохнуться на раз.

От нечего делать я считала шаги, и примерно на трехстах коридор закончился, оборвавшись огромным залом. Здесь тьма пугливо ёжилась под потолком и дымкой стелилась по полу, разгоняемая мощным светом старинных (и явно колдовских, похожих на давнишние «кошачьи») факелов. Они вспыхнули при моём появлении – две ровные мертвенно-белые дорожки побежали по стенам, разгоняя мрак. Я замерла, по-прежнему держась за стену – нет, судорожно вцепившись в каменный косяк, – понимая.

Не будет здесь никаких подсказок – они кончились с третьей и последней главой. Это заключение. И как во «введении» Гульнара знакомила меня с собой, так и в «заключении» она показывала то, куда мне предстоит попасть. Это конец пути.

Могильник.

Я несмело выбралась из коридора и ступила в зал. Одной и без «поддержки» стены в необъятном помещении стало дико неуютно. Не зная, куда девать руки, я скрестила их на груди, неосознанно ссутулившись и напрягшись. Ибо этих стен касаться не хотелось. И не только из-за колдовской подсветки. Между факелами красовались пыльные, но до жути чёткие, в два человеческих роста высотой, барельефы.