Сжав в дрожащей и липкой ладони бабушкин оберег, я рванула прочь. Нафиг-нафиг… И быстро очутилась в начале своего пути. Оказавшись в знакомом коридоре – выйдя из-под сводов очередного зала буквально в десяти шагах от входа в зал первый, – я опять прошла примерно триста шагов до поворота и двадцать шагов до точки своего здесь первого появления. И встала, недоверчиво прищурившись.

Это не коридор, нет. Это снова крошечная комнатка с фонарём и ощущением вьющихся вокруг него теней – копия первой. Вход – и выход?.. Дверь сюда – и дверь отсюда?.. И у меня на руках два вида рисунков – сны и реальность…

Я очень боялась сделать что-нибудь не то, поэтому просто села на пол у фонаря. Сон это или не сон… Марьяна же говорила, что некоторые ведьмы сюда душами просачиваются, чтобы открыть двери. Я, само собой, не ведьма, но я заколдованная ведьмой. Да поди ещё и не одной. А их сила может быть и оберегом, и ключом. Я испугалась, что тогда, у первого фонаря, поддавшись не то помутнению, не то чужим чарам, открыла то, чему положено оставаться закрытым. И сейчас не знала, что делать. Кроме… В общем, если Гульнара не хочет помогать, то я сама попрошу.

Мотив колыбельной вспомнился без проблем. Слов в песне не звучало, и это хорошо – не наколдую ничего случайно. Только позову. И плющ откликнулся моментально, пощекотав запястье. И сразу же раздался другой звук из иного мира – пронзительная резкая трель.

Звонок в дверь, догадалась я, проснувшись. И если звонят так резко и без пауз… Понятно, кто ломится.

Часы показывали девять утра. На телефоне обнаружилось пятнадцать пропущенных звонков от заклинателя. Добыв из комода халат, я поспешила к двери, спросонья не сразу попадая в рукава.

Бахтияр не зашёл и на приветствия время тратить не стал:

– Поднимись ко мне, – бросил из подъезда и сразу же повернулся спиной, подавая пример.

Я почти поддалась. Даже вышла из квартиры и начала закрывать дверь. Хорошо, плющ находился рядом: он предупредительно пощипал запястье, выбрался из своего «ниоткуда» и привязал мою ладонь к дверной ручке. Ну да, не дело это, бежать куда-то полуголой и без ключей… Конечно, Бахтияр потом может вскрыть запертое, но там ли, где сторожит свою территорию «кошка»?

Умыться, отметить отсутствие Глона, переодеться, выпить воды и взять ключи – дело десяти минут. Но, судя по недовольному взгляду заклинателя, я возилась очень долго. Этот парень обладал поразительной способностью превращаться из адекватного, терпеливого напарника в грубоватого, бескомпромиссного командира-сумасброда и в любой ипостаси казаться настоящим. Видать, не зря о нём все знакомые говорят разное. Кому когда каким захочет – тому тогда таким и явится.

– Заходи, – коротко велел он, открыв дверь.

Ремонт в его хате получше, отметила я невольно, и мебели в коридоре побольше – целая прихожая, а не только деревянное «панно» вешалки с крючками, как у меня. А вот в комнате мебели не оказалось… из-за бумажных стен.

– Что это?! – стоя в дверном проеме, я потрясённо огляделась.

Исследовательская работа Гульнары сократила комнату в два раза. Не знаю, в каком порядке и зачем Бахтияр её так использовал, но использовал – от пола до потолка, от дверного проёма до окна, шелестели бумажные стены, оставляя узкий коридор. В щель меж плотно задёрнутых штор едва просачивалось рассветное солнце.

– Присмотрись, – последовал ответ, не то объяснением, не то очередным приказом.

Я честно присмотрелась, но ничего особенного не увидела. Беспорядочные каракули Гульнары слипались и сливались в аналогично беспорядочные пятна невразумительной абстракции.

– Ну же, художник, – насмешливо подначил из коридора заклинатель, – где твоё творческое мышление?

– Я не художник, – огрызнулась я. – Я только училась не…

Бабочка!

Смутные очертания каймы, тёмные пятна внутри… крыла.

– Заметила? – Бахтияр ухитрился просочиться мимо меня в комнату, даже не задев. – Сейчас ещё кое-что покажу.

Пройдя по шуршащему «коридору», он раздвинул шторы, взобрался на подоконник и недвусмысленно протянул мне руку. Сбитая с толку, я последовала за ним вплоть до подоконника. На оном вдвоём было тесно, но лишь с минуту – пока заклинатель доставал из кармана джинсов найденные в парке крылья.

– Смотри.

Бахтияр подбросил крылья вверх, и они, отлетев, повисли в воздухе посреди комнаты, искрясь и отражая солнечный свет, напоминая сияющие зеркала, рассыпая стаи «зайчиков». И притягивая листы. Бумажные стены сомкнулись позади крыльев, словно кто-то дёрнул за невидимые шнуры: середина бумажного полотна сморщилась, потянулась к парковому артефакту, пристроилась позади него… двумя гигантскими крыльями бабочек. И чернильные строчки располагались чётко по нужному рисунку – линии и пятна, узкие разделяющие их полоски в середине, кайма поверху и чернота внизу. С высоты подоконника зрелище впечатляло особо.

– Господи, что это?.. – я потрясённо посмотрела на заклинателя. – Как ты до этого додумался?

– Не я, – Бахтияр указал на крылья, – они сами. Едва я достал из папок Гунину работу, как случилось… это. Как, почему – понимаю не до конца. У нас нельзя плохо учиться или отлынивать от занятий, – добавил сухо, – чревато. Чем меньше знаешь – тем меньше проживёшь. Я не профан, хотя ты явно считаешь иначе. После истребления стародавних и охоты на ведьм утрачены многие знания, а вот загадок они оставили с избытком. Одна из них – это перерождённые. Кофе?

– А? – от внезапного перехода с сердито-делового на спокойно-приглашающее я растерялась. – Д-да…

Заклинатель легко спрыгнул на пол и «отцепил» крылья от воздуха, спрятав их в карман джинсов. Бумага с разочарованным шелестом вернулась в исходное положение «стен». Я изучила их с удобной высоты подоконника, вновь утвердившись в увиденном: рукописные строчки, беспорядочно покрывающие отдельные листы – то с середины текст начинался, то струился колонкой по левому или правому краю, то занимал всю страницу без полей, – являлись частями рисунка. Рисунка крыла бабочки.

Немыслимо… И – зачем?..

Пока я сползала с подоконника и снова изучала листы, Бахтияр ушёл на кухню и загремел посудой. Я попыталась разобрать отдельные строчки, но безуспешно – это не почерк, а… А, кстати… Я подняла руку и посмотрела на «компас». Он прибавил в размерах, став «трехкольцовым», и изображённые на нем символы очень напоминали те, что я увидела на бумаге. Гульнара писала научную работу не русским языком. Узнаваемыми и читаемыми в работе были только заголовки – глава 1, заключение и иже с ними.

…заодно вспомнился образ из предпоследнего сна – листы, тропой расползающиеся по стене, пришпиленные к оной крыльями бабочек. Надо его записать. Кажется, там масса подсказок. А Глону по любому в могильнике появляться нельзя.

И, придя на кухню и усевшись на табурет, я первым делом спросила:

– Что это за язык?