Тут же освободившийся объем был занят воздухом из теплой части коридора, вызвав эффект разрыва среднекалиберного фугасного снаряда.

Из-за того, что броня «Динго» переохладилась на большую глубину, она местами сделалась весьма хрупкой. Взрывная волна снесла с танка поручни, боевой прожектор и многострадальные антенны…

Но в общем и целом это было ничто по сравнению с молекулярным дезинтегратором, буквально развоплотившим «шестьдесят четвертый»…

Танку Осокина повезло меньше, чем «Динго».

Залп двух криопушек пришелся на гусеницу. Та, охладившись до ста градусов по Кельвину, разлетелась на куски, точно была отлита из водяного льда.

– А холодно же, ч-черт! – сказал Кобылин недовольно.

– На термометре-то десять градусов! В кабине, я хочу сказать.

– Печку, что ли, включить? – спросил Игневич.

Ответным огнем криопушки были, конечно, уничтожены.

К нормальной температуре «Динго» и танк бортномер 63 вернулись дедовским способом – Лунинская машина обдала их потоком плазмы. Разумеется, с безопасного расстояния и в самом щадящем режиме.

– Эх, хорошо! Как после баньки себя чувствую! – сказал Игневич.

– Ну ты впечатлительный. Как девушка по имени Весна.

– Это у меня гормоны играют… Волнующая близость конца операции, знаешь ли.

Если верить карте, до реакторов оставалось всего-то полторы сотни метров и одна-единственная противопожарная штора. Правда, более капитальная на вид, чем предыдущие.

Оставшиеся на ходу машины, а их было три, уже изготовились к взлому последней преграды, когда палуба у них над головой испарилась под воздействием контактного молекулярного дезинтегратора.

В образовавшуюся брешь хлынул поток смертоносного сеулия.

Сеулием назвали сверхтяжелый уранообразный элемент, синтезированный корейскими физиками только год назад. У землян он пока что существовал в субмолярных количествах, а вот чоруги уже успели развернуть малосерийное производство бронебойных снарядов из этого удивительного материала!

Благодаря своей исключительной пирофорности и абляционному самозатачиванию сеулий, подобно обедненному урану, идеально подходил на роль материала для бронебойных сердечников и при этом семикратно превосходил уран по проникающей способности!

Всего этого танкисты Растова, надежно удаленные судьбой от новейших научных открытий, конечно, не знали.

Для них обстрел сеулием выглядел как ревущий поток огненных стрел, каждая из которых прошивала танк насквозь, высекая из брони горящую голубую стружку.

– Что это?! – в ужасе заорал Кобылин.

Но ему никто не ответил.

Помор гнал «Динго» змейкой по коридору, старательно уклоняясь от вражеского огня.

Игневич развернул пулеметную башню на корму и пытался выцелить вражескую установку.

А Растов с ужасом наблюдал как издырявленный «шестьдесят третий» занимается языками ненормального, аквамаринового пламени от носа и до кормы.

Все это было бы похоже на оптическую иллюзию, если бы не слышно было криков гибнущих в страшных муках танкистов…

В эфире появился Лунин. Его голос неприятно вибрировал от крайней степени душевного волнения.

– Это что-то невероятное! Калибр – пулеметный, а бронебойность – как у тяжеленной кумы! Товарищ майор, вы там берегите себя!

– Понял тебя! – гаркнул Растов. – Отходи назад!

– Я им отойду назад! – Голос старлея резко изменился, в нем закипела смертельная ярость. – Установка прямо надо мной! Я им сейчас устрою, сука, Новый год!

На танке Лунина распахнулся люк командирской башенки.

Из машины шустро выскочил на броню башни сам командир. В одной руке он сжимал автомат «Алтай», в другой – восьмизарядный штурмовой гранатомет «Очаков».

Не медля ни секунды, Лунин выпустил три гранаты в потолок над своей головой.

Боец былых эпох был бы убит на месте осколками и взрывной волной. Но танковый гермокостюм позволял и не такие вольности…

Как только открылась пробоина, Лунин вскинул к плечу «Алтай» и отправил в пробоину несколько вдумчивых очередей.

В ответ ему прилетел нежданный сувенир – отрубленная пулями чоругская клешня.

Лунин с отвращением отпихнул ее ногой и смачно выругался. После чего отправил наверх все гранаты «Очакова», какие только оставались в барабане.

– Ну, Лунин! Ну, даешь! – Растов испытывал неподдельное восхищение личной храбростью своего бывшего заместителя.

– Даю, – сказал Лунин устало, кое-как возвращаясь в башню. Было видно, что от напряжения ему трудно говорить.

Растову, однако, пора было повелевать.

– Осокин занимается спасением экипажа «шестьдесят третьего». Лунин – за мной!

Плазменные резаки и на этот раз исправно открыли им путь. Два русских танка рванулись что было мочи навстречу неведомому.

Закопченные, изгрызенные осколками, изъязвленные низкотемпературной эрозией, растерявшие половину оптики, средств связи и контейнеров активной защиты, они были не похожи на самих себя.

Силуэты танков изменились так сильно, что в рубиновом полумраке хауптштрассе не всякий признал бы в них машины земного производства…

Вот почему старший сержант Дмитриев, увидев приближающихся чудищ поверх прицела своего «Нарвала», да еще и за спинами отчаянно обороняющихся эзошей, нервно выплюнул в рацию:

– Товарищ майор! Чоруги, кажись, новую поганку завернули! И она сейчас едет прямо к нам!

Майор Илютин в это время вместе с пятнадцатью бойцами – большей и лучшей частью того, что осталось от доблестного опервзвода ГАБ, – держал оборону палубой выше.

Уже двадцать минут они пытались пробиться хотя бы к одному из мезонных реакторов. Но несокрушимые стальные стены стесняли их поперечный маневр, а подтянувшиеся эзоши не позволяли двинуться ни туда, ни сюда по продольной оси корабля.

Шах и мат? Неужели?!

Внизу, на реакторной палубе, Илютин держал только один пулеметный расчет с двумя автоматчиками. И вот от них-то и поступил настораживающий доклад о появлении вражеской техники.

– Ну если эта ваша «поганка» прямо на вас едет, тогда линяйте! – разрешил отход Илютин.

– Понял, товарищ майор, – ответил Дмитриев.

Он собрался уже скомандовать пулеметному расчету следовать перебежками к веревочной лестнице, уводящей наверх, когда стальные чудовища разразились громами и молниями.

На спины эзошей, прикрытые баррикадами со стороны сержанта и не прикрытые ничем со стороны супротивной, обрушился град пуль и потоки плазмы.

И только тогда, в свете ярких вспышек, сержант смог как следует разглядеть «поганку». Ею оказалась русская бронетехника!