– Никогда не играл в казино, – проурчал Блуд, взобравшись мне на плечо и с любопытством глазея на неоновые вывески, рябящие вдалеке на фоне бледно-голубого неба. – Как думаете, демонических животных туда пускают?

– Сомневаюсь. Люди не прогрессивны, когда речь идет о толерантном восприятии сущностей других измерений, – заявил Спор, вылизывая лапы на кресле рядом с Тюльпаной. От этого их связанные хвосты натянулись, и они болезненно завопили.

Я задумчиво покатала кристалл по поверхности бардачка – свет действительно сделался ярче, напористее, будто голодный путник, которому не терпелось поскорее довести караван до оазиса и наконец передохнуть. Камень пульсировал в моих руках, как живое сердце, и бьющий из него луч сделался совсем тонким, похожим на нить. Следуя за ним, мы проехали еще несколько дорожных вывесок и въехали в город, известный своими возможностями разжечь азарт, пустыми кошельками туристов и греховными развлечениями, которые я всегда мечтала попробовать.

– Надо спрятать их, – опомнилась я, быстро сдергивая с шеи Вестники и запихивая их в нагрудный карман Коула. В ответ на его вопросительный взгляд мне пришлось пояснить: – Ферн не стоит знать, что Аврора уже вернула мне жемчуг. Вдруг она может учуять его? А у тебя иммунитет к магии. Надеюсь, он сработает, как бронежилет, под которым можно что-нибудь укрыть. Главное, не потеряй!

Коул серьезно кивнул, стараясь не отвлекаться от дороги, пока я поправляла его плащ, проверяя, не торчит ли откуда-нибудь золотая нить.

– Эй, гляди! – вскрикнула Тюльпана, щелкнув пальцами и указав на вибрирующий кристалл.

– Направо, – выпалила я: луч метнулся, уводя машину в сторону отеля, который мне доводилось видеть лишь на почтовых открытках.

Но стоило нашей машине завернуть на бульвар Лас-Вегас-Стрип – центральную артерию города, наполненную экзотикой, – луч умер, как и пульсация, превратив магический путеводный сталактит в непримечательную побрякушку, каких полно на блошиных рынках.

– Она уже здесь, – сказала Тюльпана то, что я и так знала.

Для этого мне даже не нужно было выглядывать в окно. Мой позвоночник пронзил липкий холод, и волоски на руках зашевелились. Я почувствовала странное давление в висках, как если бы в моих мыслях кто-то рылся, выворачивая их наизнанку, и постаралась сосредоточиться на том, какие красивые виды простираются впереди. Нагромождение магазинов с сияющими витринами, круглосуточные бары под открытым небом с толпами выпивох, спортивные автокары, двойники Элвиса Пресли и, конечно же, легендарные казино, манящие возможностями наживы и несметных богатств.

В пору странствий мы с Рашель всегда обходили Лас-Вегас стороной: она избегала всего, что могло замутить сознание, – от алкоголя до чересчур красивых парней. Однако Лас-Вегас, будучи сосредоточием роскоши, безрассудства и кайфа, идеально подходил, чтобы надрать зад любимейшей сестренке. Ну, или чтобы умереть.

Коул припарковался неподалеку от отеля «Bellagio», номер в котором стоил, как весь особняк Шамплейн. Брызги от танцующих фонтанов искрились радугой, захлестывая прохладой и фотовспышками. Я увидела Ферн еще до того, как вылезла из машины: она сидела на веранде помпезного итальянского ресторана, прилегающего к развлекательному комплексу. Ее столик располагался в зарослях цветочных клумб поодаль от остальных, а на ажурной скатерти красовались три чашки ароматного капучино для нас и апельсиновый фреш для нее. Тот, кто сидел рядом с ней, не пил вовсе. Да и, кажется, не моргал.

– Гидеон, – выдохнул Коул мне на ухо, оцепенев.

Коул определенно не был готов к такому повороту событий. Ферн знала это и, похоже, наслаждалась его смятением, как и теплым безоблачным деньком. На ней было длинное платье оливкового цвета с серебряным тиснением и острым воротником, поднятым почти до подбородка, чтобы закрыть уродливые шрамы. Из-под коричневой шляпки-котелка выглядывали светло-медовые волосы, забранные в несколько растрепанных кос с бусинами из розового кварца. Одежда Гидеона будто была призвана оттенить ее образ: свободная белая сорочка, джинсовые бриджи и боевое копье, замаскированное под трость и прислоненное к ограждению веранды. Его волосы стали короче раза в два и почти не вились, а зеленые глаза смотрели бесстрастно и отчужденно. При виде родного брата Гидеон ничуть не переменился в лице, давно выработав иммунитет к человеческим чувствам. Лишь морщинок вокруг его рта прибавилось, когда он нервно облизал губы.

– Здравствуй, Одри, – коротко поприветствовал меня он, стоило нам, собравшись с духом, подойти. Тюльпана с Коулом шествовали позади. Гидеон не взглянул на них, как и Ферн, которая перестала играть с пластиковой соломинкой и осведомилась с приторной вежливостью:

– Надеюсь, поездка вас не утомила? Присаживайтесь! – Она щелкнула пальцами, отодвигая для нас плетеные стулья. – Я уже заказала вам напитки и кое-что из еды на свой вкус. Здесь готовят потрясающие кулурджонес! Прямо как на берегах Сардинии. Думаю, ты обязательно оценишь, Одри. Вроде бы именно это блюдо твоя мама любила заказывать на ужин незадолго до того, как почила?

Скулы у меня предательски свело, но я не доставила Ферн радости лицезреть мою боль. Она вонзила коготки прямо в незаживающий рубец – у нее было врожденное чутье на источник нескончаемой боли, как на сырое мясо у ненасытных гиен.

– Нет, она любила панадас, – улыбнулась я. – Позволь узнать, что за мастер-класс ты приготовила, ради которого мне пришлось тащиться на другой конец Америки?! Молись, чтобы это того стоило.

– Не кипятись, Одри. Тебе понравится. И, что куда важнее, это пойдет на пользу всем твоим восьми дарам, – миловидно улыбнулась Ферн, вытирая салфеткой рот после лимонного сорбета.

Ее серые глаза неотступно буравили меня, будто только мы были за этим столом. То же можно было сказать о Коуле с Гидеоном: они впервые с той роковой ночи оказались друг к другу так близко. Их бесцветные лица говорили гораздо больше, чем слова: сомкнутые челюсти, ходящие взад-вперед желваки. Оба даже не моргали. Я не осмелилась вмешаться в их немую борьбу, лишь мельком заметив, с каким невозмутимым блаженством Тюльпана причмокивает кофе из своей кружки, в то время как я к своей притрагиваться даже не собиралась. Из соображений безопасности и высокомерия, конечно.

– Ты же в Лас-Вегасе! Научись получать удовольствие, куда бы жизнь ни забросила тебя. – Ферн с характерным звуком выпила через трубочку остатки сока. – Сначала вам нужно как минимум отдохнуть с дороги. А разве есть отдых лучше, чем семейные посиделки?

Хорошо, что я не пила кофе в этот момент, иначе бы подавилась. Проводив взглядом официанта, поставившего перед нами четыре тарелки, я отодвинула свою порцию картофельных равиолей и сказала:

– Ты мне не сестра.

– «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», – процитировала Шекспира Ферн, разделывая ножичком и вилкой упругое тесто, сочащееся чесночным маслом. – Как бы этого ни отрицала, но в нас течет одна кровь. Так дай мне шанс. Кто знает, вдруг уже к вечеру мы станем лучшими подружками?