– Выбирай, какой магазин мы обворуем первым.

Напрочь забыв о мороженом, я вопросительно уставилась на Ферн.

– Я больше не ворую.

– Пф. – Она всплеснула руками. – Кажется, теперь я понимаю, что имел в виду Джулиан: общество Коула делает тебя непомерной занудой! Да брось… Он рассказывал, однажды ты украла рубиновое колье семьи Романовых из музея Хиллвуд. Что тебе стоит стащить пару шмоток?

– Наличие денег, – парировала я, потряся перед носом Ферн кожаным клатчем. – Теперь они у меня есть.

– А у меня есть хороший стимул для тебя, – сощурилась Ферн, надеясь меня заинтриговать, и, черт возьми, у нее это получилось. – Заключим пари. Нужно украсть одну любую вещь… Но только одну! Туфли или брошка – без разницы. Главное – ценность находки. А в конце шопинга покажем друг другу, что каждой удалось добыть. Чья находка окажется ценнее, тот и победил.

– Красть тайком друг от друга, а потом сравнить результат? – задумчиво уточнила я. – И какой же приз победителю?

Ферн закусила губу, делая вид, что размышляет, хотя подготовилась к этому с самого начала.

– Если победишь, я отведу тебя туда, где твоя мать училась колдовать, когда ей было всего семнадцать. Говорят, в том месте она освоила четыре дара всего за месяц.

Мое лицо вытянулось, и все, что я смогла выдавить, это:

– А если я проиграю?

– То ты проделала весь этот путь зря.

– И все?

– Да. Мне будет достаточно лицезреть твое бесславное поражение и как ты возвращаешься в свой захолустный Вермонт с поджатым хвостом. Большего удовольствия и не придумаешь.

Я обвела взглядом соблазнительные вывески бутиков. В конце концов, Коул простит мне одно преступление во имя общего блага? В Лас-Вегасе наверняка и так зарабатывают достаточно.

– Я принимаю вызов, – выпалила я слишком быстро, боясь передумать.

– Супер! Всегда было интересно посмотреть, как ты это делаешь. Слабо без магии?

Я вскинула брови, почти умиленная такой наглостью.

– Посмотрите на нее… Маленькая пиранья пытается съесть тигровую акулу. Плавники сначала отрасти, милая.

Ферн искренне рассмеялась, и я с содроганием уловила себя на мысли, что ее смех звучит в точности, как у Виктории: рассыпчатый, как сахар, и такой же сладкий. Даже и не скажешь, что на досуге эта миловидная девочка с очаровательными ямочками на щеках крошит новоявленных ведьм, уродуя их тела и души ради бессмертного могущества.

Я тряхнула головой и сосредоточилась, намеренная выложиться на полную: проиграть там, где я много лет не знала себе равных, было чуть ли не обиднее, чем отдать Ферн свой ковен.

– Готова? – осведомилась она. – Тогда поехали!

Первым стал ювелирный бутик. Я внимательно следила за тем, как Ферн, притворяясь подружкой невесты, перебирает кулоны с камеями ценой в пять тысяч долларов. Сложно было угадать, что из этого она украдет – да и украдет ли? Всего одна попытка… Что, если я сейчас украду рубиновое колье, а она потом украдет ключи от какого-нибудь Bentley из кармана зеваки? Торопиться было нельзя. Я неохотно вернула на витрину алмазные серьги и вышла следом за Ферн. Так мы прошлись по всей галерее: магазин Rolex, головные уборы, отдел нижнего белья, кондитерская, обувной и магазин косметики… Мне на глаза не попадалось ничего, что обеспечило бы беспроигрышную победу, и я невольно начинала нервничать. Следующим оказался парфюмерный бутик. Пока Ферн увлеченно нюхала стойкий мужской парфюм с гвоздикой и сандалом, будто в самом деле наслаждаясь обычным шопингом, я судорожно придумывала, на чем остановить свой выбор. Где-то в нашем состязании должен был быть подвох… А вместе с ним и шанс на победу.

– Потертая кожа и чернила… Так пахли книги в отцовской библиотеке.

Ферн блаженно прикрыла глаза, раскачиваясь под действием вязкого запаха, заворачивающего ее в одеяло воспоминаний. Он казался мне слишком плотным, почти удушающим, но Ферн подходил идеально. В ароматах живет своеобразная магия – они переносят нас туда, куда зовет сердце.

– Я думала, Сайфер никуда не выпускал тебя из башни, – призналась я, делая вид, что увлеченно перебираю масляные отдушки на стеклянных полках.

– Не выпускал… Но назови мне того, кто ни разу в жизни не нарушал правил? Один раз мне удалось вскрыть замочную скважину серебряной заколкой.

– И что потом?

– Потом отец за волосы втащил меня обратно и забрал все мои книги вместе с заколками. С тех пор я носила только ободки.

Я вспомнила искусные полотна из горы Кливленда – портрет тираничного отца и затравленной дочери. У него – аристократичная белая кожа с голубыми прожилками и седые волосы, а у нее – круглые серые глаза и белокурая копна непослушных волос, едва сдерживаемая голубым обручем.

Я встряхнула головой, пытаясь выбросить непрошеную жалость.

– Я понимаю, почему ты убила его, – вдруг сказала я, и тонкие, почти бесцветные брови Ферн поползли на лоб. – Но не понимаю, почему ты сделала это со всем остальным ковеном. Разве они были виноваты? Они просто слушались своего Верховного…

– Тот, кто бездействует, видя зло, виноват не меньше, чем тот, кто его учиняет, – отчеканила Ферн, словно свой фамильный девиз. Она ни секунды не сомневалась в этих словах, как и в праведности своих деяний. – Полагаю, ты считаешь меня монстром, недолюбленным семьей и спятившим в заточении. Если так, то… Да, ты абсолютно права. – Ферн улыбнулась одними уголками губ, принюхиваясь к крышечке хрустальной колбы с янтарным содержимым. – Только не забывай, что все мы монстры в той или иной степени. Виктория, изменяющая мужу направо и налево, понесшая бастардов и проклявшая одного из них безумием… Твоя драгоценная атташе Рашель, которая убивала с ее именем на устах и даже не думала, что враги Шамплейн тоже были чьими-то родителями или детьми. Зои, она же, как выяснилось, Мари Лаво, перетравила больше недругов Вуду, чем здесь флаконов с духами. А о Тюльпане с Авророй и говорить не стоит – ты сама все знаешь. Руки в крови даже у Коула. Он рассказывал тебе, как однажды пронзил оборотня обсидиановым стержнем, из-за чего тот сгнил изнутри? Все мы просто защищаем то, во что верим, и делаем это любой ценой.

Я смотрела на Ферн через зеркальный стеллаж и слушала ее так внимательно, как никогда в жизни. Почему каждый злодей рассказывает свою историю прежде, чем поставить в ней жирную точку? Потому что любой человек, даже преисполненный желчью и ненавистью ко всему живому, хочет быть понятым.

– Морган.

Ферн отставила духи и, взглянув на меня, уточнила:

– Что – Морган?

– Девочка, которую ты хотела забрать себе, но не успела. Она доказательство твоей неправоты. Морган верила в свою правду сильнее, чем все, кого я знала, но все равно открылась миру, когда он показал ей другую сторону. Она уступила истине и прислушалась к людям, которые думали иначе. Морган не побоялась усомниться. Ей хватило смелости признать, что все сложнее, чем она считала… И Морган никому и никогда не причиняла зла.