Его пепельно-русые волосы лежали в художественном беспорядке, а темно-синий жакет с золотыми пуговицами едва сходился на широком торсе. Костюм Джулиана, включающий черные туфли и подпоясанные брюки с цепочкой часов, висящей на ремне, был на пике моды в девятнадцатом веке. В таком виде в то время его слепо приняли бы в клуб джентльменов. Высокий, подтянутый, с идеальным овалом лица и пухлыми губами. Разглядывая себя в зеркало десять минут назад, я забыла о чертах Джулиана, даже не вспомнив о нем. И тогда, и сейчас правда колола глаза: мы с ним не просто похожи… Мы похожи как две капли воды.

Он усмехнулся, будто подумав о том же, и опустил взгляд ниже, изучая меня с головы до пят. Я не стыдилась и не пыталась прикрыться, как делала это в юности, когда он врывался в ванную, – теперь мне было все равно. После того как он уничтожил мою душу, едва ли был смысл прятать тело.

– Убирайся, – прошипела я, пытаясь вытолкнуть Джулиана из примерочной. – Это девчачий шопинг! Тебя не приглашали!

Он перехватил и выкрутил мое запястье, не дав юркнуть в угол кабинки и забиться там, подавляя тошноту. Его протез держал крепко, но тонкие пальцы с шестеренками и засечками двигались умело, почти ласково. Они коснулись моих угольных вен, ощупывая их, словно это были слишком плотные мазки акварели на картине. Я позволила Джулиану изучать меня, пока, в свою очередь, изучала его.

«Главное – ценность находки».

А что может быть ценнее, чем результат кропотливой алхимии, занявшей не один день работы?

– Не боишься снова захаркать кровью? – с вызовом спросила я, вскинув голову, чтобы сравняться с Джулианом в росте, когда он закончил с прелюдией и ворвался в кабинку, стремительно сократив между нами расстояние. Я попятилась и почувствовала спиной зеркало, запотевшее от магии. – Или лишиться пары зубов, если Коул найдет тебя раньше?

– Ах, Коул, Коул, – передразнил меня Джулиан, уперев руки в стену над моей головой, чтобы отрезать мне все пути к отступлению. – Будь помягче, любовь моя. У нас есть всего несколько минут, прежде чем мне придется ретироваться на безопасное расстояние. Наша клятва, должен заметить, стала проявляться… агрессивнее. Если честно, мне подурнело еще на подходе к торговому моллу, но ты ведь знаешь меня. «И все обеты в огне сгорают, как солома…»

Джулиан провел губами по моему уху. Я выдыхала – он вдыхал, я моргала – он открывал глаза шире: ловил каждое мое движение, пытался разделить со мной каждый глоток кислорода. Его сердце колотилось под моей ладонью, когда я отстраняла его и одновременно притягивала ближе.

– Почему ты все еще с Ферн? – постаралась уболтать его я, лишь бы не дать сотворить еще какую-нибудь глупость. – После того как она обманула тебя, пообещав воскресить нашу семью… Не думала, что тебе хватит ума вернуться к ней.

– И не думай, – резко оборвал меня Джулиан, и его стальной тон не терпел возражений. – Нечего забивать этими мыслями свою хорошенькую головку. Это только между мной и Ферн. Она обязательно поплатится, но позже. Все, что я могу тебе сказать сейчас: прости меня, Одри. За все, что я сделал и что сделаю позже.

Я скептично сощурилась, глотая змеиный яд, копящийся во рту.

– Знаешь, вообще-то прощение за убийство всей семьи просят не так.

– Уж как умею, – хмыкнул Джулиан почти обиженно.

– Лучше бы ты отвалил от меня в качестве извинения. Что мне, черт побери, еще сделать, чтобы ты наконец-то исчез из моей жизни на оставшиеся полгода, как и положено по договору?!

Джулиан наклонился, придвигаясь еще теснее, пока между нами не осталось свободного пространства. Я наткнулась на что-то твердое бедром и взмолилась всем богам, чтобы это оказалась пряжка ремня.

– Ты знаешь что, – ответил он коротко, сверля меня безжизненными глазами, в которых не было ничего, кроме тьмы, похоти и тлеющих углей, по которым босиком плясали демоны.

Ладони Джулиана легли на мои щеки, мягко привлекая к себе, а затем он поцеловал меня. Нет, не так… Он ужалил меня, кусая и терзая мой рот, пока я не ощутила медный привкус. Он будто пил мою злобу вместе с кровью. Его язык сплелся с моим, и меня едва не вывернуло наизнанку. Он не умел целовать так, как Коул. В одном лишь его прикосновении было больше заботы, чем Джулиан дал мне за всю нашу жизнь. Мой брат только забирал – Коул же отдавал без остатка. Джулиан отнимал силой то, что считал своим по праву – Коул заслуживал это право, доказывая, что достоин. Джулиан не задумывался, сколько ночей я провела, плача в подушку, чувствуя себя испорченной и растоптанной; Коул же делал все, чтобы вернуть мне чувство безопасности и веры в лучшее. Он был всем для меня – а я была всем для него. Джулиан был вездесущей пустотой, в которой погибал свет. Но он не хотел спасти меня от себя – он хотел сделать меня такой же.

Однако, невзирая на это, я зажмурила глаза и раскрыла губы ему навстречу, представляя, каково приходится Гидеону делать то же с Ферн ради чего-то, имеющего больший смысл, чем он сам. Чем мы оба.

Сквозь поцелуй я почувствовала довольную улыбку Джулиана, и он заурчал, как котенок, забираясь теплой рукой под мой бюстгальтер. Бедра покрыли мурашки, и я выгнулась, хватаясь пальцами за его широкие предплечья и скользя по ним вниз.

Щелк. Щелк. Щелк.

– Слаще вас только карамельный попкорн, но я велела тебе оставаться в отеле, Джулс!

Наши рты разомкнулись со скользким хлопком, растягивая прозрачную ниточку слюны. Я вытерлась тыльной стороной ладони, борясь с желанием разодрать себе лицо, лишь бы стереть с него прикосновения Джулиана.

Ферн стояла между примерочными, одетая в то самое голубое платье. Ее гладкое личико без изъяна красноречиво скуксилось, стоило их с Джулианом взглядам пересечься. Тот лишь виновато улыбнулся, пожав плечами, но послушно вышел из кабинки.

– А где твой протез?

Я быстро натянула свое платье и, пригладив взъерошенные волосы, помахала над головой его драгоценной запчастью.

– Не знаю, что ты в итоге украла, но, думаю, я в любом случае победила, – ехидно протянула я, с упоением наблюдая, как Джулиан ошарашенно поднимает к глазам обрубленную конечность. – Ты ведь сказала, главное – ценность украденной вещи, так? Мы не оговаривали, что ценность должна измеряться именно в деньгах… А что может быть ценнее алхимического орудия? Любая вещь смертных меркнет по сравнению с рукотворным колдовством.

Ферн окаменела. Ее лицо превратилось в восковую маску, и лишь руки, скручивая пояс платья, выдавали ее. Так выглядело разочарование, и я прозрела: для Ферн эта затея с воровством – действительно дурачливая забава, которую я восприняла чересчур серьезно. Возможно, она не собиралась обыгрывать меня вовсе. Ведь когда у нее в жизни бывали игры? У девочки, запертой в башне на протяжении всей жизни, без общества других детей или хотя бы видеоприставки – только книги и плюшевые зайцы, чаепитие с которыми приходилось разыгрывать в полном одиночестве. Немудрено, что она носилась по торговому центру, как заведенная, будто забыла о нашей вражде и своих наполеоновских планах.