— Оставь ребёнка в покое! — заступаюсь я. — Кто здесь главный?

Динна и Цанг улыбаются, наблюдая за семейной перепалкой.

«Как бы там ни было, а помощь нам сейчас как нельзя более кстати», — это Цанг.

«Я не уверена, что эта холодная гордячка сможет работать в команде», — это Динна.

«Ну, одна же работает…»

— Ты! Хищник! — не выдерживает Динна.

Теперь мы с Ирочкой смеёмся вслух. Я уже усвоил — у свиров «хищник» является довольно крепким ругательством. Что естественно для травоядных, однако…

— …Тихо тут.

Ирочка лежит на животе, пристально разглядывая пляшущие в чаше родника песчинки. Странно, что сюда никто не ходит. Похоже, этот родничок есть место нашего с Ирочкой уединения…

«Не обманывай себя, Рома. Я же отлично всё вижу. Ты летаешь сюда раз за разом, потому что тоскуешь».

Взгляд огромных синих глаз обращается на меня.

«Да, Рома, да. Ты тоскуешь по своим коллегам, по службе внешней безопасности».

«Это правда».

Она вздыхает, одним движением оказывается рядом со мной. Прижимается.

«Так или иначе, тебе придётся вернуться. Ибо эпоха вольных подпольщиков-революционеров скоро подойдёт к концу. Как ни крути, то, что ты задумал — прерогатива службы внешней безопасности».

«И это правда».

Я глажу её волосы, зарываюсь носом в перья на сгибе крыла.

«Ира, Ир… Трудно мне».

«А кто обещал, что будет легко?»

Тонкий стеклянный звон, и на поляне возникают двое.

«Здравствуйте, Иолла и Рома».

«Здравствуй, Иллариэль, и ты, Даммар», — Ирочка отвечает первой, нимало не смущаясь, что нас застигли в такой интимной позе. Впрочем, вовремя застигли, ибо далее поза, судя по всему, должна была стать ещё более интимной. Я несколько торопливо принимаю приличествующую осанку.

Сегодня Знающая выглядит несколько проще, чем в прошлый раз — платье малахитового цвета, изумрудное колье и серёжки, в тон глазам. Оно и понятно, устраиваться на работу приходят в самом лучшем виде…

Ирочка фыркает, уловив ход моих мыслей. Но тут же становится серьёзной, поскольку мысли Видящей также сегодня читаются без труда. И особенно эмоции.

Потрясение. Потрясение на грани ужаса.

«Первые результаты. Есть две вербовки. Один взрослый, обходчик туннелей. Второй совсем ребёнок…»

Её всё-таки передёргивает.

«Я считала себя стойкой. Но это… Я, наверное, смогу спать теперь только под гипно».

Её взгляд становится стальным.

«Этот мир должен быть разрушен».

«И он будет разрушен. Но не убит».

Странно, почему молчит Даммар.

«Я говорю, когда в этом есть нужда. Сейчас я согласен полностью. Этот мир должен пасть. Но выживет ли он… Время покажет».

«Я перебросила тебе данные в твою папку, — это Видящая. — И взяла оттуда…»

«Имеешь право. Договор есть договор, вся информация твоя».

Изображение теряет цвет и спустя секунду исчезает. Да, надо что-то делать с этим, негоже коллегам каждый раз использовать пиратское подключение…

— Ты заметил, она первой поздоровалась со мной?

— Я так понял, у них там изрядные пережитки матриархата.

— Пережи-итки! — передразнивает Ирочка. — Тоже мне, патриарх нашёлся. Между прочим, для разнообразия мог бы поинтересоваться, как идут дела у жены.

— Чего, неужто подготовилась таки к защите?

— Нет, это уже эгоизм! — сердится Ирочка. Берёт меня за щёки ладонями. — Вот скажи, почему ты ленишься читать мысли своей ненаглядной, м-м?

— Готов искупить вину! — я полон раскаяния. — Хоть сейчас, в любой позе!

— Балбес ты, Рома, ох, какой балбес! — звонко хохочет Ирочка.

— …Прости, Иолла, это довольно сомнительно. Уровень агрессии среди человеческих детей недопустимо высок, и снижения не видно.

— Ты невнимательно прочёл вот эту часть доклада, Аор. Уровень агрессии поддерживается искусственно при помощи специальных фильмов, именуемых «боевики» — последнее слово Ирочка произносит по-английски, the film-insurgent. — Никаких реальных факторов, обусловливающих необходимость столь высокой агрессии, в настоящее время в человеческом обществе стран авангарда нет.

«Папа, отчего они все спорят с мамой? Вот этот Аор же сам не очень верит в то, что говорит. Я же чувствую».

Я улыбаюсь. Естественно, дочура не в состоянии разобраться в навороченной учёной терминологии, однако эмоции присутствующих улавливает безошибочно.

«Понимаешь, какое дело, доча… Это называется «защита». Они пробуют мамину работу на прочность — вдруг где выявятся слабые места?»

Мы сидим в дальнем углу, у самой стены, причём Мауна восседает на папиных коленях, дабы лучше было видно аудиторию. Сегодня очень важный день. Идёт защита. Я не очень различаю ангельские учёные степени, поскольку в различных научных дисциплинах они разные, но можно смело сказать — Ирочкина работа тянет на кандидатскую в области ксенопсихологии. Да больше, больше — докторскую! Вообще-то и нобелевку можно бы присвоить…

«Рома, не смеши меня, ты отвлекаешь. Бери пример с нашей дочери».

Я в глубоком раскаянии. Действительно, Мауна не понимает из учёной дискуссии ничего и потому сейчас излучает только чувство гордости и восхищения своей мамой. Как раз то, что нужно, психологическая поддержка.

— …Ну что же, коллеги, есть у кого ещё замечания? Нет? Тогда голосуем!

Коллеги разом поднимают руки. Здесь нет тайного голосования, поскольку мысли утаить невозможно. Как невозможно, осыпав диссертанта комплиментами, втихую накидать в урну для голосования чёрных шаров, что на Земле является обычной практикой.

— Поздравляю тебя, Иолла! — чувствуется, что сам председатель учёного совета доволен моей ненаглядной.

— Спасибо, коллеги! — Ирочка сейчас чудо как хороша, порозовевшая от смущения. — Всем спасибо!

Собрание расходится, щебеча и пересвистываясь, и даже крыльями встряхивают многие от избытка чувств. Да, а вот тут несколько недоработано у них… Должен же быть банкет, или как?

— Ну что, поздравьте меня, — моя ненаглядная уже стоит возле нас с дочурой.

— Ну ты же просто молодец у нас! — говорю я совершенно искренне. — Да-да, я всё помню — а ещё ты самая красивая и добрая! Правда, доча?

— Правда, правда! — Мауна запрыгивает на маму, от избытка чувств хлопая культяпками себя по спине.

— М-м? А ещё? — Ирочка лукаво блестит глазами. Я тоже обнимаю её, целую.