Невидима и свободна! Невидима и свободна! Пролетев по своемупереулку, Маргарита попала в другой, пересекавший первый под прямым углом. Этотзаплатанный, заштопанный, кривой и длинный переулок с покосившейся дверьюнефтелавки, где кружками продают керосин и жидкость от паразитов во флаконах,она перерезала в одно мгновение и тут усвоила, что, даже будучи совершенносвободной и невидимой, все же и в наслаждении нужно быть хоть немногоблагоразумной. Только каким-то чудом затормозившись, она не разбилась насмертьо старый покосившийся фонарь на углу. Увернувшись от него, Маргарита покрепчесжала щетку и полетела помедленнее, вглядываясь в электрические провода ивывески, висящие поперек тротуара.

Третий переулок вел прямо к Арбату. Здесь Маргаритасовершенно освоилась с управлением щеткой, поняла, что та слушается малейшегоприкосновения рук или ног и что, летя над городом, нужно быть оченьвнимательной и не очень буйствовать. Кроме того, совершенно ясно стало уже в переулке,что прохожие летунью не видят. Никто не задирал головы, не кричал «Гляди,гляди!», не шарахался в сторону, не визжал и не падал в обморок, диким смехомне хохотал.

Маргарита летела беззвучно, очень медленно и невысоко,примерно на уровне второго этажа. Но и при медленном лете, у самого выхода наослепительно освещенный Арбат, она немного промахнулась и плечом ударилась окакой-то освещенный диск, на котором была нарисована стрела. Это рассердилоМаргариту. Она осадила послушную щетку, отлетела в сторону, а потом, бросившисьна диск внезапно, концом щетки разбила его вдребезги. Посыпались с грохотомосколки, прохожие шарахнулись, где-то засвистели, а Маргарита, совершив этотненужный поступок, расхохоталась. «На Арбате надо быть еще поосторожнее, –подумала Маргарита, – тут столько напутано всего, что и не разберешься». Онапринялась нырять между проводами. Под Маргаритой плыли крыши троллейбусов,автобусов и легковых машин, а по тротуарам, как казалось сверху Маргарите,плыли реки кепок. От этих рек отделялись ручейки и вливались в огненные пастиночных магазинов. «Э, какое месиво! – сердито подумала Маргарита, – тутповернуться нельзя». Она пересекла Арбат, поднялась повыше, к четвертым этажам,и мимо ослепительно сияющих трубок на угловом здании театра проплыла в узкийпереулок с высокими домами. Все окна были открыты, и всюду слышалась в окнахрадиомузыка. Из любопытства Маргарита заглянула в одно из них. Увидела кухню.Два примуса ревели на плите, возле них стояли две женщины с ложками в руках ипереругивались.

– Свет надо тушить за собой в уборной, вот что я вам скажу,Пелагея Петровна, – говорила та женщина, перед которой была кастрюля с какой-тоснедью, от которой валил пар, – а то мы на выселение на вас подадим!

– Сами вы хороши, – отвечала другая.

– Обе вы хороши, – звучно сказала Маргарита, переваливаясьчерез подоконник в кухню. Обе ссорящиеся повернулись на голос и замерли сгрязными ложками в руках. Маргарита осторожно протянула руку между ними,повернула краны в обоих примусах и потушила их. Женщины охнули и открыли рты.Но Маргарита уже соскучилась в кухне и вылетела в переулок.

В конце его ее внимание привлекла роскошная громадавосьмиэтажного, видимо, только что построенного дома. Маргарита пошла вниз и,приземлившись, увидела, что фасад дома выложен черным мрамором, что двериширокие, что за стеклом их виднеется фуражка с золотым галуном и пуговицышвейцара и что над дверьми золотом выведена надпись: «Дом Драмлита».

Маргарита щурилась на надпись, соображая, что бы моглоозначать слово «Драмлит». Взяв щетку под мышку, Маргарита вошла в подъезд,толкнув дверью удивленного швейцара, и увидела рядом с лифтом на стене чернуюгромадную доску, а на ней выписанные белыми буквами номера квартир и фамилиижильцов. Венчающая список надпись «Дом драматурга и литератора» заставилаМаргариту испустить хищный задушенный вопль. Поднявшись в воздух повыше, онажадно начала читать фамилии: Хустов, Двубратский, Квант, Бескудников,Латунский...

– Латунский! – завизжала Маргарита. – Латунский! Да ведь этоже он! Это он погубил мастера.

Швейцар у дверей, выкатив глаза и даже подпрыгивая отудивления, глядел на черную доску, стараясь понять такое чудо: почему этозавизжал внезапно список жильцов. А Маргарита в это время уже поднималасьстремительно вверх по лестнице, повторяя в каком-то упоении:

– Латунский – восемьдесят четыре! Латунский – восемьдесятчетыре...

Вот налево – 82, направо – 83, еще выше, налево – 84. Вот икарточка – «О. Латунский».

Маргарита соскочила со щетки, и разгоряченные ее подошвыприятно охладила каменная площадка. Маргарита позвонила раз, другой. Но никтоне открывал. Маргарита стала сильнее жать кнопку и сама слышала трезвон,который поднялся в квартире Латунского. Да, по гроб жизни должен бытьблагодарен покойному Берлиозу обитатель квартиры N 84 в восьмом этаже за то,что председатель МАССОЛИТа попал под трамвай, и за то, что траурное заседаниеназначили как раз на этот вечер. Под счастливой звездой родился критик Латунский.Она спасла его от встречи с Маргаритой, ставшей ведьмой в эту пятницу!

Никто не открывал. Тогда во весь мах Маргарита понесласьвниз, отсчитывая этажи, долетела донизу, вырвалась на улицу и, глядя вверх,отсчитала и проверила этажи снаружи, соображая, какие именно окна квартирыЛатунского. Несомненно, что это были пять темных окон на углу здания, в восьмомэтаже. Уверившись в этом, Маргарита поднялась в воздухе и через несколькосекунд сквозь открытое окно входила в неосвещенную комнату, в которой серебриласьтолько узенькая дорожка от луны. По ней пробежала Маргарита, нашарилавыключатель. Через минуту вся квартира была освещена. Щетка стояла в углу.Удостоверившись, что дома никого нету, Маргарита открыла дверь на лестницу ипроверила, тут ли карточка. Карточка была на месте, Маргарита попала туда, куданужно было.

Да, говорят, что и до сих пор критик Латунский бледнеет,вспоминая этот страшный вечер, и до сих пор с благоговением произносит имяБерлиоза. Совершенно неизвестно, какою темной и гнусной уголовщинойознаменовался бы этот вечер, – по возвращении из кухни Маргариты в руках у нееоказался тяжелый молоток.

Нагая и невидимая летунья сдерживала и уговаривала себя,руки ее тряслись от нетерпения. Внимательно прицелившись, Маргарита ударила поклавишам рояля, и по всей квартире пронесся первый жалобный вой. Исступленнокричал ни в чем не повинный беккеровский кабинетный инструмент. Клавиши на немпровалились, костяные накладки летели во все стороны. Со звуком револьверноговыстрела лопнула под ударом молотка верхняя полированная дека. Тяжело дыша,Маргарита рвала и мяла молотком струны. Наконец, уставши, отвалилась, бухнуласьв кресло, чтобы отдышаться.