С совершенно облегченной душой Маргарита прилетела вспальню, и следом за нею туда же вбежала Наташа, нагруженная вещами. И тотчасвсе эти вещи, деревянные плечики с платьем, кружевные платки, синие шелковыетуфли на распялках и поясок – все это посыпалось на пол, и Наташа всплеснулаосвободившимися руками.

– Что, хороша? – громко крикнула охрипшим голосом МаргаритаНиколаевна.

– Как же это? – шептала Наташа, пятясь, – как вы этоделаете, Маргарита Николаевна?

– Это крем! Крем, крем, – ответила Маргарита, указывая насверкающую золотую коробку и поворачиваясь перед зеркалом.

Наташа, забыв про валяющееся на полу мятое платье, подбежалак трюмо и жадными, загоревшимися глазами уставилась на остаток мази. Губы еечто-то шептали. Она опять повернулась к Маргарите и проговорила с каким-тоблагоговением:

– Кожа-то! Кожа, а? Маргарита Николаевна, ведь ваша кожасветится. – Но тут она опомнилась, подбежала к платью, подняла и сталаотряхивать его.

– Бросьте! Бросьте! – кричала ей Маргарита, – к черту его,все бросьте! Впрочем, нет, берите его себе на память. Говорю, берите на память.Все забирайте, что есть в комнате.

Как будто ополоумев, неподвижная Наташа некоторое времясмотрела на Маргариту, потом повисла у нее на шее, целуя и крича:

– Атласная! Светится! Атласная! А брови-то, брови!

– Берите все тряпки, берите духи и волоките к себе в сундук,прячьте, – кричала Маргарита, – но драгоценностей не берите, а то вас в кражеобвинят.

Наташа сгребла в узел, что ей попало под руку, платья,туфли, чулки и белье, и побежала вон из спальни.

В это время откуда-то с другой стороны переулка, изоткрытого окна, вырвался и полетел громовой виртуозный вальс и послышалосьпыхтение подъехавшей к воротам машины.

– Сейчас позвонит Азазелло! – воскликнула Маргарита, слушаясыплющийся в переулке вальс, – он позвонит! А иностранец безопасен. Да, теперья понимаю, что он безопасен!

Машина зашумела, удаляясь от ворот. Стукнула калитка, и наплитках дорожки послышались шаги.

«Это Николай Иванович, по шагам узнаю, – подумала Маргарита,– надо будет сделать на прощание что-то очень смешное и интересное».

Маргарита рванула штору в сторону и села на подоконникбоком, охватив колено руками. Лунный свет лизнул ее с правого бока. Маргаритаподняла голову к луне и сделала задумчивое и поэтическое лицо. Шаги стукнулиеще раза два и затем внезапно стихли. Еще полюбовавшись на луну, вздохнув дляприличия, Маргарита повернула голову в сад и действительно увидела НиколаяИвановича, проживающего в нижнем этаже этого самого особняка. Луна яркозаливала Николая Ивановича. Он сидел на скамейке, и по всему было видно, что онопустился на нее внезапно. Пенсне на его лице как-то перекосилось, а свойпортфель он сжимал в руках.

– А, здравствуйте, Николай Иванович! – грустным голосомсказала Маргарита, – добрый вечер! Вы из заседания?

Николай Иванович ничего не ответил на это.

– А я, – продолжала Маргарита, побольше высовываясь в сад, –сижу одна, как видите, скучаю, гляжу на луну и слушаю вальс.

Левою рукою Маргарита провела по виску, поправляя прядьволос, потом сказала сердито:

– Это невыносимо, Николай Иванович! Все-таки я дама, в концеконцов! Ведь это хамство не отвечать, когда с вами разговаривают!

Николай Иванович, видный в луне до последней пуговки насерой жилетке, до последнего волоска в светлой бородке клинышком, вдругусмехнулся дикой усмешкой, поднялся со скамейки и, очевидно, не помня себя отсмущения, вместо того, чтобы снять шляпу, махнул портфелем в сторону и ногисогнул, как будто собирался пуститься вприсядку.

– Ах, какой вы скучный тип, Николай Иванович, – продолжалаМаргарита, – вообще вы все мне так надоели, что я выразить вам этого не могу, итак я счастлива, что с вами расстаюсь! Ну вас к чертовой матери!

В это время за спиною Маргариты в спальне грянул телефон.Маргарита сорвалась с подоконника и, забыв про Николая Ивановича, схватилатрубку.

– Говорит Азазелло, – сказали в трубке.

– Милый, милый Азазелло! – вскричала Маргарита.

– Пора! Вылетайте, – заговорил Азазелло в трубке, и по тонуего было слышно, что ему приятен искренний, радостный порыв Маргариты, – когдабудете пролетать над воротами, крикните: «Невидима!» Потом полетайте надгородом, чтобы попривыкнуть, а затем на юг, вон из города, и прямо на реку. Васждут!

Маргарита повесила трубку, и тут в соседней комнате что-тодеревянно заковыляло и стало биться в дверь. Маргарита распахнула ее, и половаящетка, щетиной вверх, танцуя, влетела в спальню. Концом своим она выбиваладробь на полу, лягалась и рвалась в окно. Маргарита взвизгнула от восторга ивскочила на щетку верхом. Тут только у наездницы мелькнула мысль о том, что онав этой суматохе забыла одеться. Она галопом подскочила к кровати и схватилапервое попавшееся, какую-то голубую сорочку. Взмахнув ею, как штандартом, онавылетела в окно. И вальс над садом ударил сильнее.

С окошка Маргарита скользнула вниз и увидела НиколаяИвановича на скамейке. Тот как бы застыл на ней и в полном ошеломленииприслушивался к крикам и грохоту, доносящимся из освещенной спальни верхнихжильцов.

– Прощайте, Николай Иванович! – закричала Маргарита,приплясывая перед Николаем Ивановичем.

Тот охнул и пополз по скамейке, перебирая по ней руками исбив наземь свой портфель.

– Прощайте навсегда! Я улетаю, – кричала Маргарита, заглушаявальс. Тут она сообразила, что рубашка ей ни к чему не нужна, и, зловещезахохотав, накрыла ею голову Николая Ивановича. Ослепленный Николай Ивановичгрохнулся со скамейки на кирпичи дорожки.

Маргарита обернулась, чтобы последний раз глянуть наособняк, где так долго она мучилась, и увидела в пылающем огне искаженное отизумления лицо Наташи.

– Прощай, Наташа! – прокричала Маргарита и вздернула щетку,– невидима, невидима, – еще громче крикнула она и между ветвями клена,хлестнувшими ее по лицу, перелетев ворота, вылетела в переулок. И вслед ейполетел совершенно обезумевший вальс.